Я взял минералку с собой и поднялся на крышу. На лифте. На крышу у нас лифт один: когда мы «сочиняли» себе города, я хотел, чтоб на крышах домов были клумбы и там было можно гулять, загорать; можно было оформить все крыши по-разному: палуба от теплохода, лужайка… Решили – не надо. Однако один лифт на крышу я всё же «продлил». Для себя. А теперь кто на крыше цветочки разводит, кто ходит сюда загорать… Крыш-то много, а лифт на одной.
Я прошёл к парапету у «будки» конденсора, облокотился и стал размышлять. Загудел вентилятор, послав в мою сторону тёплый, уютный поток.
Возвратился Василий Васильич. Он вышел под уличный свет по тропинке, ведущей к теплице и грядкам; фонарик в руке бил устало куда-то под самые ноги. В ночной тишине прозвенела пружина и хлопнула дверью в подъезд, через пару минут загорелось окно. Самый верхний этаж, как и в «мире со взрослыми».
Учимся мы в одном классе: мы дружим с Васильичем с детского сада, теперь – перед этим приездом сюда – мы пошли в одну школу, но странно, что мы за всю зиму ни разу не вспомнили прошлое лето.
Однако пора: надо спать, ибо каждое утро заместо зарядки у нас тут учения. Нам командир ставит вводные: там нападение, там переход… но зато мы теперь и спросонья способны задумать манёвр и не мешкая осуществить.
Я лежал под окном в ожидании сна, вспоминая бездонное звёздное небо, усталого друга, и думал, что надо построить ему прямо там, посреди огородов, простой щитовой дачный домик. Самим. И построить не только затем чтоб Васильич вздремнул, когда сил уже нету дойти до квартиры. Построить затем чтобы он или кто-то ещё мог на вечер, на день позабыть этот город, уйти, убежать от привычного. Чтобы хоть кто-то, проснувшись и выйдя во двор, увидал над собой эти звёзды.
Уже засыпая, летя как в перину в белёсый небесный гамак, я опять ощутил за окном Млечный Путь: он смотрел испытующе, строго, придирчиво, словно решая, позвать или нет. Не зови меня, Космос. Не надо дразнить: путь к тебе мне заказан.
С утра вместо вводной вдруг: «Всем… Собираемся в клубе… ребята с Участка-1, тоже будьте…»
На сцене был военачальник «с той стороны», он был очень взволнован. «Ребята, – сказал он, – На нас нападают… Приходят оттуда, где раньше была граница со взрослыми: с обратной стороны от вас, то есть сразу за городом… Организованной армии, похоже, у них нет, больше ничего не знаем. Ни территории не знаем, ни численности. Всем нашим надо собраться у нас, а вы… кто предупреждён, тот, говорят, вооружён.»
И они удалились, оставив нас думать над тем что подстроили взрослые. Стало быть, мы беззащитны на двух направлениях: здесь, где наш город прижался к границе со взрослыми, и параллельно реке: на Участке-1 не до нас, а на том берегу мы заранее всё разглядим и атака не будет внезапной.
На сцену взлетел наш знаток математики, Нортон. Прилипло к нему это имя, когда он рассказывал о переписке папиного института с американцем Питером Нотроном: отец обсуждал с ним почти все идеи. У них, математиков, странно устроена думалка:
– Странно, – сказал он, – Они не пристроили два новых участка с обеих сторон от нас. Этим они исключили набор вариантов… Короче: единственный вывод тут в том, что с нашей стороны взрослым что-то мешает.
Я вспомнил свои наблюдения: шум автомобиля в ночи, а однажды – гудок, будто не открывают шлагбаум; порой слышен запах кузнечного горна… похоже, у взрослых там техтерритория, и очень близко.
