– С этим ясно, – оборвал его мистер Дануорти. – Давайте вторую теорию.
– Вторая теория Фудзисаки состоит в том, что диссонансы возможны, однако у континуума имеется встроенный страховочный механизм.
– Сдвиги, – кивнул мистер Дануорти.
– Да. Сдвиг предотвращает практически любой возможный диссонанс, перемещая путешественника во времени подальше от опасного места. Однако, по теории Фудзисаки, величина сдвигов ограничена, и когда ее оказывается недостаточно, чтобы предотвратить парахронизм, возникает диссонанс.
– И как он выражается?
– Теоретически он меняет ход истории вплоть до уничтожения Вселенной в случае совсем уж кардинальных перемен, но в современной сети на этот счет предусмотрена защита. Узнав о такой опасности, сеть настроили закрываться автоматически, как только сдвиги начнут достигать критических величин. Фудзисаки же утверждает, что в случае возникновения диссонанса (хотя это в принципе невозможно) включатся другие защитные механизмы, исправляющие сбой. Проявляются они, – Ти-Джей заскользил взглядом по своим заметкам, – «как резкий рост сдвигов вокруг диссонансного очага и увеличение числа случайных совпадений…»
– В Ковентри никаких совпадений не отмечалось? – повернулся ко мне мистер Дануорти.
– Нет.
– На барахолках тоже?
Я покачал головой. А ведь как было бы здорово совершенно случайно наткнуться на епископский пенек где-нибудь между кокосовым тиром и розыгрышем сливового пирога…
– Еще признаки имеются? – спросил мистер Дануорти у Ти-Джея.
– Рост сдвигов в периферийных темпоральных областях.
– Размеры периферийных областей?
Ти-Джей задумчиво пожевал губу.
– Фудзисаки считает, что для исправления диссонанса хватает пятидесяти лет, но это ведь все в теории…
– Еще признаки?
– В самых серьезных случаях – неполадки в работе сети.
– Какого рода?
– Сеть не откроется, – нахмурился Ти-Джей. – Либо возникнет раскоординация с пунктом назначения. Хотя, по мнению Фудзисаки, это статистически маловероятно, и континуум обладает большим запасом прочности, иначе давно бы уже распался.
– А если диссонанс точно случился, но резкого скачка в сдвигах нет? – допытывался Дануорти. – Значит ли это, что диссонанс сгладился, не успев отразиться на континууме?
– Выходит, что так, – кивнул Ти-Джей. – Иначе без крупных сдвигов бы не обошлось.
– Отлично. Спасибо за службу, мичман Клепперман! – Мистер Дануорти подошел к серафиме, которая сердито барабанила по клавишам пульта. – Цербер, мне нужен список всех перебросок в 1880-е – 90-е с указанием величины сдвига и нормативных параметров.
– Я Уордер, – поправила его серафима. – И я сейчас не могу. У меня стыковка.
– Стыковка подождет. – Он вернулся к Ти-Джею. – Льюис, а вас я попрошу отследить все нетипичные взбрыки.
По крайней мере так я расслышал. В ушах у меня снова завыла сирена, к которой примешивалось размеренное бабаханье зениток.
– И перегрызки.
– Да, сэр, – пообещал Ти-Джей и вышел.
– Финч, где каска? – спросил мистер Дануорти.
– Все здесь, у него, – ответил Финч, хотя никакой каски на мне не было, только белые фланелевые брюки и жилет. Тем более каска – это для Второй мировой, викторианцам полагались другие головные уборы. Шляпы, цилиндры и еще такие жесткие круглые, как они назывались? На букву «Н».
Надо мной склонилась серафима (выходит, я снова уселся) и подняла примерять пиджаки.
– Руку сюда! – скомандовала она, втискивая меня в коричнево-полосатый. – Другую, правую.
