– Скоро приедем, – сказал Ван-И и, нашарив в полутьме автомобиля ее руку, сжал. – Еще минут десять.
– Далековато все же твой друг живет, – сказала Куннэй, зевнула.
– Ну… пожалуй. Зато там очень хорошо: сосны, свежий воздух, так легко дышится… знаешь, я только там по-настоящему отдыхаю. Думаю, и тебе будет хорошо.
– Должно быть так. Хотя все это как-то совсем не вовремя, у меня ведь и сессия на носу, да и вообще… может, стоило и остаться.
– Не накручивай.
– Я не… впрочем, ты прав. Как всегда прав.
Она сжала его пальцы сильнее, но рука Ван-И совсем не грела.
Машина остановилась перед чернильно-черными, обвитыми железными змеями вратами. Среди плотной загородной тьмы выбеляли овал два фонаря: в пятипалых объятиях железа лежали, казалось, не лампы, но подвешенные в воздухе холодные, белесые языки пламени.
– Пр-рошу, – сказал таксист, потянул на себя ручник. – Здесь же, все вер-рно?
– Да, все так, огромное спасибо, – сказал Ван-И и полез за бумажником. Методично отсчитал одну, две, три…
Ноги Куннэй коснулись белого-белого, рассыпчатого снега. Она запрокинула голову, вдыхая полной грудью: воздух был морозным. Очень свежим, вкусным. Почти таким, каким он был далеко-далеко, у ее дома. С коротким шумом отъехал позади нее автомобиль.
– Уф, вот и добрались… ну, почти, – оговорился Ван-И.
Он поставил пару чемоданов по обе стороны от себя в пушисто-чистый снег.
– Странно, что здесь совсем нет следов. Твой этот друг, что, вообще никуда не выходит?
– Ну, отчего же никуда: бывает, и выходит… когда того требует необходимость, – обтекаемо ответил Ван, поднял голову к воротам. Огни фонарей бликами растеклись по толстым стеклам его очков. – А вообще он немного, как сказать… старомоден.
«Старомоден», – эхом отдалось в ушах Куннэй. И вдруг ей стало страшно, ей захотелось уйти, поскорее уйти отсюда и никогда не возвращаться.
Она затрясла головой, прогоняя наваждение: нечего было бояться. Не о чем беспокоится. Ровным счетом не о чем. Ван-И поднял руку и с усилием нажал на кнопку электрического звонка у приваренной у ворот панели домофона.
Из панели донесся хриплый, искаженный электричеством голосом:
– Кто там?
Ван улыбнулся и сказал четко, напрягая тонкое горло:
– Мы тут, мы.
Слова шепотом отдались в хвое сосен и елей, разнеслись говором вглубь леса…
Короткое пиликанье, мгновение – и ворота медленно, со скрипом начали открываться вовнутрь, за ними – белоснежная дорога, сосны и в конце стоял крепко сбитый дом из бурых, поросших мхом бревен.
– В путь, – бодро сказал Ван-И и подхватил чемоданы, встряхнул их, сбрасывая снег.
Куннэй кивнула, натянула на голову капюшон, – прохладно и ласково коснулся щек соболиный мех, – сделала пару шагов вперед, а за ее спиной с металлическим лязгом закрылись ворота. Она пошла по правую руку Ван-И, не отставая ни на шаг. И когда они подходили к крыльцу, отворилась тяжелая, пахнувшая деревом и теплом дверь, на снег упал теплый прямоугольник света: на пороге стоял человек. Впервые виденный, но отчего-то смутно знакомый Куннэй человек с аккуратно стриженной, густой бородой, странно-голубыми на смуглом лице глазами и чем-то неуловимо мягким, кошачьим в облике.
– Долго вы добирались, – сказал он. И, переведя глаза на Куннэй, – Зови меня Моро.
***
Щелкнул проигрыватель, проглотив кассету, и:
Солнцу красному слава! Слава!
Слава в небе у нас!
Князю Игорю слава, слава,
Слава у нас на Руси-и…
