–
А меня завтра увидеть можете?
–
Могу и так. Только будет очень криво, да ещё и вверх ногами. Ну, ты уже догадался, видимо, смышлёный мальчик, что
я -
самый главный волшебник.
4
Сергей перепугался. Пустынный двор в десяти метрах внизу, от которого его отделяла только одинарная ветхая рама, все друзья попрятались неизвестно где, странные слова незнакомца со сверкающими (уж не сумасшедший ли?) глазами, его нелепое слишком широкое и длинное пальто – что он прячет за ним, почему засунул руки в карманы? Двинься сейчас Андрей Ильич в его сторону, или вынь руку из кармана, и мальчишка бы помчался, прыгая через две ступеньки и крича от страха во всё горло. Но тот стоял ровно, как статуя, и всё так же мягко смотрел в окно.
–
М-да. Самое время сказать, что тебе нечего меня бояться и что мне хочется поговорить с тобой по душам. Только вот печально что: не верю я в существование души, – сказал он, не меняя позы, не поворачивая головы.
–
Душа есть, – уверенно сказал Сергей, – и она бессмертна.
Тут Андрей Ильич повернулся всем телом, смерил мальчишку неожиданно посерьёзневшим взглядом и произнёс очень тихо, но отчётливо:
–
«Невольное ожидание прекрасной блаженной судьбы»… Как жаль, что я же так давно сочинительствую, что этот сюжет не кажется мне ни славным, ни занимательным, ни выгодным. И самое печальное, он не кажется мне настоящим.
–
«Ну-ка», – сказал он неожиданно наклонившись и упершись лбом в лоб Сергея. – Ну-ка слушай меня внимательно, парень. Я давно уже живу в этом городе. Я люблю его, люблю те сказки, что он рассказывает, люблю те песни, что он мурлычет. Но это страшные сказки и невесёлые песни. И я уже давно живу, я
пожил в
разных городах и странах, и скажу тебе, так повсюду. А слова – это не просто знаки и звуки. Слова – это инструмент. И есть люди, такие люди, как я и ты, которые могут пользоваться этим инструментом так же легко, как хозяйка пользуется венчиком и сковородкой. Это не волшебство. Это просто резонанс, если использовать термины физики, так любимой тобою.
Ты качаешь головой, ты не веришь и пытаешься возразить, но не можешь. Потому что слова мои кажутся тебе словами безумца, а страшно возражать безумцу. Но послушай, я расскажу тебе правду. Такую правду, как миф.
Жил не так далеко отсюда, да и не так давно, чтоб называть это «когда-то» исландский воин и поэт Эгиль. И владел он мечом безупречно, а словом ещё лучше. Но был дурного нрава и часто со всеми ссорился. Так и рассорился со шведской королевой. Она была неплохая женщина, но чересчур впечатлительная. Как-то на пиру разозлил он её своими непристойными намёками и злыми песенками так, что она залезла в бабушкин сундук и достала оттуда склянку с сильнейшим восточным ядом. Растворила яд в браге, налила брагу в драгоценный кубок из моржовой кости, оправленный в золото, украшенный тонкой резьбой и с поклоном поднесла Эгилю. «Вот», – сказала она, – «доблестный воин, наш сладкогласный скальд, тебе в подарок этот кубок и милость шведской королевы». И будь на месте хитрого скальда кто другой, тут бы и помер он. Потому что, друг мой Серый, даже если знаешь, что дело нечисто и могут дать яду, от даров, предложенных королевами, не отказываются. Но Эгиль только благодарно улыбнулся, принял кубок и начертал на нём пару рун. Разное говорят про то, что то были за руны, да всё неправда. А правда вот что: кубок немедленно лопнул на множество частей, и вся брага пролилась на землю.
