Дары крестоносцев потрясли Византию, торговый путь «из варягов в греки» сменился другими путями торговыми – захирел Киев, и голову свою поднял только с приходом советской власти. Даже волынско-галицкие князья, захватывавшие Киев, объявлявшие себя Великими Киевскими князьями, править в Киеве отказывались, управляя им издалека.
Последние годы правления князь Андрей провел в мире и молитвах, и пал от руки детей боярина Кучки, которых когда-то воспитывал у себя Юрий Долгорукий. Зло рожденное когда-то князем Долгоруким, излилось на сыне его, павшем от рук убийц. Православной церковью Андрей Боголюбский канонизирован, став после смерти «святым».
Я, вспоминая о том лихом времени, сравниваю его с настоящим и нахожу немало общих черт у них.
Чему дивиться в наше время?
Ведем себя, как в старину,
Семян вражды повсюду сея,
Ведем негласную войну.
Недружные Москва и Киев,
Как прежде Киев и Ростов,
Беду рождают меж своими,
(Я это доказать готов).
Всеволод Третий – «Большое Гнездо».
Сын Юрия Долгорукого, брат Андрея Боголюбского – Всеволод не только навел порядок в своей вотчине, Великом княжестве Владимирском, заставив всех уважать власть великокняжескую, но подчинил себе Киев, Чернигов, Рязань и Новгород, всегда отличавшиеся своеволием. Было у Великого князя Владимирского двенадцать сыновей, из-за своего многочисленного потомства он получил прозвище – «Большое Гнездо».
Детей не принято считать,
(Что Бог дает, тому и рады),
Коль много их – знать благодать —
Для рода «важная» награда!
А князь печалиться не мог,
Лишь сыновей одних – двенадцать!
И силой не оставил Бог —
Заставив всех с «Гнездом» считаться!
Князь был удачлив и суров,
(О справедливости нет речи),
Он не считал голов врагов —
Без головы и спорить нечем!
За многочисленность семьи
(Иных заслуг не увидали…)
Судьба пусть не оставит их, —
«Большим Гнездом» его прозвали.
Теперь у нас не строят гнезд,
Повсюду создаются кланы,
Не собирают с неба звезд —
У кланов есть иные планы:
Народ «до липки» ободрать
(Признаться действуют успешно),
Их – многочисленная рать,
Корыстолюбием все грешны.
И кто бы ни был президент,
Премьер-министр и генералы,
Удобный подберут момент
Глядишь – и все украли!
Случалось и в истории зарубежных стран, где к истории своей, вроде бы, относятся порядочнее, менее нашего в нее заглядывая и поправляя, странные явления, ставящие под сомнение «непререкаемую» истину. И случалось так, что одно и то же историческое лицо могло носить две клички, противоположного звучания.
Роберт Дьявол, или легенды на голом месте не вырастают…
В тот век воистину суровый
Вожди не славились добром.
В поход идти всегда готовы
За золотом и серебром.
Хоть хартий действуют законы,
Но те законы – для «невежд».
Оседланы бароном кони…
То тут, то там возник мятеж.
Буйна у герцога натура,
В Европе стало тесно ей.
И как-то ранним утром хмурым,
Велел Роберт седлать коней.
Находится на силу сила —
Мятеж подавлен! Зреет вновь.
Европа, как квашня, бродила,
Лилась рекой людская кровь.
Сердца людей потверже стали,
И все же видимо не зря
Роберта «Дьяволом» прозвали —
Стонала от него земля!
Пусть содрогнется Палестина
Под блеском северных мечей.
И как в корзины апельсины
Главы посыпались с плечей.
В Нормандии легко вздохнули,
Узнав о том, что герцог пал.
И песню битвы затянули,
От быта мирного устав.
Средневековье золотым веком для искусства не назовешь. Высятся повсюду мрачные замки, места для них выбирались малодоступные, подобраться к замку, оставаясь невидимым было трудно, с высоких башен все пространство хорошо просматривалось. На стенах день и ночь воины на страже. Каждый из них знает, какому наказанию подвергнется, если застанут случайно заснувшим на посту. Перекликаются, время от времени часовые, чтобы быть уверенным, не уснул сосед по службе, да и чувство одиночества растворяется в положительном отклике. Все подчинено системе защиты. Вокруг замков рвы глубокие, заполненные водой, перекидной мост, ведущий к входу в замок опускается только для пропуска тех, кто нужен господину. Суровый век, жестокий! Добродетель только в песнях да сказаниях. Пытки, казни, жестокие расправы – дело обыденное. Так как нужно было поступать, чтобы к имени было прибавлено прозвище – «Дьявол»? А ведь такую приставку получил герцог нормандский Роберт II. Да, в доброте герцога не упрекнуть. Вся округа, чувствовала на себе его тяжелую руку и ощущала злобный нрав. «Не дай бог, попасть к нему в руки, когда он находился в нерасположении духа!» – думалось торговым людям, когда им приходилось проезжать мимо «логова» владетеля. Служившие герцогу люди вполне соответствовали прозвищу своего сюзерена. О душе своей владетель Нормандии не слишком беспокоился, отправляя души других на суд Господень!
