– Тут всё как будто зашифровано. – говорит Великан обижено.
И на секунду Абдулла видит его ребёнком, обнаружившим под ёлкой совершенно не тот подарок, о котором мечтал. Моргнув, Абдулла прогоняет видение прочь и продолжает запихивать фотографии в рамках в безразмерный карман своего плаща.
– Там последние четыре страницы – ключ к шифру. Три дня почитаешь с рамкой – потом будешь читать как на родном языке.
Фотографии никак не лезут в карман, упорно цепляясь рамками за края кармана, но в конце концов сдаются, и Абдулла, протянув руку, хватает с вешалки, притаившейся в углу, и набрасывает себе на шею вязаный полосатый шарф с топорными узорами по краям. Берёт со стола пистолеты, один из которых в кобуре, другой без; поворачивается и натыкается на суровый взгляд великана.
– Оружие пойду сдам. – говорит Абдулла и генерал вынужденно отступает, чтобы пропустить его к двери.
Я вижу всё это, потому что он хочет этого. Он сам хочет чтобы мы все это видели.
– Твои клиенты шалят, Абдулла? – спрашивает усталый седой полицейский, когда Абдулла кладёт на стойку пистолет в кобуре и проталкивает его в зарешеченное окошко.
– Отшалились уже. – совершенно бесстрастно говорит Абдулла и смотрит в телевизор, за спиной седого. В телевизоре показывают какое-то непонятное помещение усыпанное пылью.
– Ты что кекнул их и теперь на покой с чистой совестью?
– Вроде того. – говорит Абдулла и нагибается над просунутым ему в окошко журналом.
– Так и не вытащил небось из кобуры ни разу. – говорит седой вертя в руках блестящий чёрный пистолет. – Выглядит как новый.
Этот пистолет ни капли не похож ни на один из тех, что несколько минут назад Абдулла вынес в руках из своего кабинета.
– Ты же знаешь. Не люблю я этого. – морщится Абдулла.
– Наградные-то забрал?
Вместо ответа Абдулла кивает.
– Говорят, из наркотического вообще никого не осталось. – сообщает внезапно седой полушепотом, максимально приблизившись к окошку. При этом он с подозрением оглядывается по сторонам. Но подслушивать их некому – в полицейском управлении царит непривычная тишина. Абдулла вместо ответа равнодушно пожимает плечами.
– Я думаю вот что. – седой оглядывается по сторонам и ещё тише говорит: – нам всем надо «спасибо» им сказать…
После паузы он снова оглядывается, на этот раз далеко вытягивая шею, и не увидев никого кроме Абдуллы продолжает:
– Столько людей умерло, это конечно печально.
При этом седой кивает на телек в котором какие-то люди в медицинских масках подметают пыль очень похожую на пепел и собирают всё это в мешки.
– Но если подумать, по большинству своему, людишки то были совсем никудышные. В основном опасные, вредные и…
– Мы по большинству все такие. – нетерпеливо перебивает его Абдулла. И захлопнув журнал возвращает его в окно. – Но какое-то время да, будет полегче. А там уже всё зависит от вас.
– Ты так говоришь, как будто ты тут совсем ни причём.
Абдулла молча возвращает ручку, протягивает руку седому, которую тот пожимает.
– Это одновременно и услуга и возможность и проклятье. – говорит Абдулла совершенно будничным тоном. Как будто диктует составляющие какого-то рецепта.
– Всё, как обычно, да? – огорчается седой полицейский и нахлынувшая было на него бодрость вдруг испаряется, отчего он делается ещё более уставшим чем был вначале.
– Именно! – подтверждает Абдулла и желая завершить разговор проталкивает в окошко журнал
