Не та дочь - страница 21

Но родители, похоже, этого не замечают. Мама рассказывает про гортензии в саду за домом. Папа раскуривает трубку. Они ведут себя как обычно, и это тревожит. Как будто Оливия только что вернулась из короткого отпуска, а не пропадала где-то шестнадцать лет. Мне хочется вскочить и встряхнуть их. Я чувствую себя в ловушке: как будто участвую в спектакле, где всем остальным дали прочесть сценарий, и только я наугад, не зная слов, крадусь по сцене. Бросаю взгляд на Оскара, надеясь, что он скорчит гримасу, подтверждающую абсурдность ситуации. Но он, подавшись вперед, рассматривает Оливию, словно она какая-то удивительная реликвия. Он заворожен. Как и остальные. Оливия не утратила своего очарования и даже стала еще ослепительнее.

Вопросы роятся внутри как разъяренные шершни. Где полиция? Почему журналисты не рыскают вокруг дома по всему саду, как шестнадцать лет назад? Почему никто не спросил Оливию, где она была все эти годы? Как ей удалось сбежать? Где похититель? Если отпустил ее, то почему? И почему именно сейчас?

Она то и дело поглядывает на меня. Меня окутывает плотное облако растерянности, гнева и нетерпения. Я сжимаю ручку чайной кружки так, что она вот-вот треснет, и, не в силах больше слушать мамины советы по садоводству, не выдерживаю.

– Оливия, – я произношу это слишком громко. Повисает напряженная тишина. Все взгляды устремляются на меня. Но я не хочу быть в центре внимания – я хочу получить ответы на вопросы.

– Где ты была?

Повисает тишина.

Оливия приоткрывает рот и опускает взгляд на кружку в своей руке. Атмосфера в гостиной сгущается, мой вопрос похож на лужицу пролитого молока под палящим солнцем. Но мне нужно знать. Нам всем нужно знать. Я делаю второй заход:

– Просто тебя так долго не было, и…

– Кейтлин, – папа выплевывает мое имя, словно непрожеванный кусок жесткого стейка. – Твоя сестра расскажет, когда будет готова. Не раньше. И не по твоему требованию.

Я вспыхиваю:

– Я ничего не требовала. Я…

– Кейтлин, милая, – мама с застывшей улыбкой поднимается с места, – помоги мне отнести кружки на кухню, ладно?

Ее слова звучат не как просьба, но мне даже становится легче, что я могу вырваться из гостиной – из этого странного водоворота, который затягивает. Едва мы оказываемся на кухне, я поворачиваюсь к маме:

– Почему до сих пор нет полицейских?

Мама вздрагивает и, не отвечая, ставит кружки в посудомойку. Я стою у нее за спиной и жду, мое терпение истончается – оно уже тоньше чертежной кальки:

– Мама?

Она вздыхает и слишком громко хлопает дверцей посудомойки.

– Оливия просила нас не звонить им.

– Она просила вас не звонить в полицию, – медленно повторяю я, надеясь, что до мамы дойдет вся абсурдность этой фразы. Не может не дойти.

– Она просила нас этого не делать, и мы не сделали. Ей нужно время, прежде чем ее начнут допрашивать.

Я встревоженно смотрю на маму.

– Похититель Оливии до сих пор на свободе. А если она сбежала и он захочет ее вернуть? Может, он едет сюда прямо сейчас. Или приедет ночью.

Мое сердце колотится. Всё повторится. Он заявится к нам домой с ножом и снова заберет ее. А может, в этот раз он убьет всех нас, чтобы Оливии не к кому было вернуться. Я чувствую, как внутри горячей густой волной накатывает истерика.