Спортивные трико, – наравне с китайскими кедами, – уже вплотную подобралось к селу. Застряв где-то на уровне пригородного Загребелья в Конотопе.
К концу 60-х, трико проникло в наше село, на семействе Кальсонов. К новшествам, с колхозном селе, относились с едким презрением. Одеваясь еще по военной моде: в ватники, галифе и плюшевые пальто. Кто пренебрегал подобным дресс-кодом, получал язвительные прозвища, типа – «Кальсоны».
Первая учительница. Г.Й., – построила в шеренгу мальчишек по ранжиру, – воткнула новенького куда-то в самый хвост шеренги (автор стоял вторым спереди, поэтому не в силах припомнить даже место Кальсончика в этом «воинственном» строю).
Война накладывала свой отпечаток на поведение школяров. Они вели себя как партизаны на допросах, если дело касалось каких-то признаний. Никто не был исключением. Мы все тогда играли «В войну».
Случилось, что, однажды: автор невзначай плюнул в проход между парт. Что неожиданно выросло в предмет послеурочных, классных разбирательств. Толстая, похожая на жирную гусеницу, Г.Й, затеяла показательный процесс. Она пыталась играть роль строгого надзирателя; и ей это, по большей части, удавалось. Не гнушалась рукоприкладства, если это помогало.
Она оставила весь класс после уроков. Девчонок отпустила, по логике (они не будут плевать). Остальным пообещала, что уйдут только после чистосердечного признания. По ее словам, выходило, что она давно знает, кто это сделал, но ждет добровольного раскаяния, которое нарекла «смелостью». Автор был уверен, что она ничего не знает, а только делает вид. Учительница, углубившись в ученические тетрадки, всем своим видом показывала, что может сколько угодно просидеть в одной позе. Весь класс, затих в предвкушении развязки…
Вдруг, над партой, вырос невысокий Коля Кальсончик.
– Я нэ робыв, – говорит он, выходя из-за парты. – Вытру, бо нэ хочэться тут седить тут до вэчора. – Берет тряпку, и вытирает плевок. Он пытается завоевать авторитет среди учеников. Это ему не скоро удастся. Только когда его начнут уже приучать следить за нами и провоцировать на нехорошие поступки. Он будет слушать радио “Свобода”, приносить в школу брошюрки типа “Коли кров холоне в жилах”, об украинских националистах “ и американском летчике летевшем на самолете-разведчике У-2 Пауэрсе, сбитом над Свердловском 1 мая 1960 года. А также о сифилисе и других венерических заболеваниях, где можно было увидеть нарисованную женскую сиську и даже пах. В самом красивом на селе, только что выстроенном доме, – с паровым отоплением, несколькими комнатами, “залой” и водяной колонкой, – одноклассники могли полистать очень красивую кулинарную книга “О вкусной и здоровой пище”, а также – подшивки глянцевого “Огонька”, за многие годы.
2
Зачем я сознаюсь в этом? Пишу рассказ о школьных взаимоотношениях. Мне интересно наблюдать это с вершин прожитого, на развитие наших гомункулов. С тех пор, как я разглядел в нем скрытного и талантливого агента-стукача; он превращается в субъект моих литературных наблюдений. Стартовые позиции не равные; но – скоро – он вырвется далеко вперед. Благодаря маме-секретутке. Физическая сила уже не будет столь важна. В селе, с развитием брежневско-андроповского произвола, начала действовать соббранные из сексотских холуев, банда, для внесудебных расправ. Первым делом, расправившись с моим отцом. Дети, естественно, во всем копировали взрослых, организовывались в подобные шайки.
