— Никакого проку от тебя. Да чего ж ты зловредная, — скривился он.
Я едва заметно выдохнула — пронесло. Хоть ненадолго, но он оставит меня в покое. Все и вся оставят меня в покое.
И правда что ли удавиться?..
Черта с два!
— Хотя... — он как-то зло посмотрел на меня, и я поняла — началось!
— Иди-ка сюда, жёнушка. Сегодня устроим с тобой марафон любви, — он снова разлил по рюмкам, теперь уже на двоих.
— Я не пью крепкое...
— Папочка сказал надо, значит надо. Давай, моя девочка, рюмочку за маму.
Непроизвольно сжала кулаки, еле-еле сдерживаясь, чтобы не огреть его бутылкой по голове.
Взяла рюмку, задумчиво отступила к окну и незаметно выплеснула пойло в цветок. Завянет, как пить дать — завянет.
И черт с ним. Что мне до какого-то цветка, когда я сама вяну с этим мужчиной?!
— Слушай, — Вертелецкий явно уже был навеселе, — а ну-ка станцуй.
Что?! Я непонимающе уставилась на мужа.
— Ну чего смотришь? Танцуй, говорю. Какого черта ты там ходишь, со своим любовником трешься на своих танцах? Давай для меня теперь пляши!
Застыла как изваяние, не в силах пошевелиться. Танцевать для него? Да ни за что!
— Что, впадлу для любимого мужа ногами подрыгать?
Кажется, все его веселье сходило на нет. И только лишь потому, что я не могла, не хотела быть для него цирковой обезьянкой. К черту! Пусть ударит. Пусть только попробует. Никакое обещание, данное дяде, не имеет значения больше. Хватит!
Я зло посмотрела прямо ему в глаза, вновь сжала кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони, и приготовилась защищаться.
— Ну ладно тебе. Не бойся, сладкая, я сегодня добрый, — Богдан, будто почувствовав резкую перемену во мне, неожиданно сменил гнев на милость, я даже дыхание задержала. Неужели готовит какую-то пакость?
Богдан приблизился вплотную и дыхнул алкоголем прямо в лицо. Я невольно зажмурилась, всего на секунду, и вся будто сжалась. Захотелось прикрыться руками, но силой воли сдержала себя. Нельзя показывать свои слабости. Никак нельзя. Обычно по ним и бьют. Досчитала до трех, широко открыла глаза и почувствовала его на шее.
— Вот скажи, скажи мне душа моя... я тебя бил хоть раз?
Я, все еще на понимая, чего ожидать от мужа, неуверенно покачала головой.
— Я тебя обижал?
Снова качнула, хотя считала по-другому.
— Да я грубый. Мужлан я. Согласен. Но я тебя ведь пальцем ни разу не тронул!
Подумав немного, я была вынуждена согласиться. Все так, как говорит Богдан.
— Ты же мне всю душу вымотала. Думал на нормальной бабе женюсь. Думал, может жить начну как человек, а ты дура набитая, чтоб тебя черти унесли... эх...да кому ты на хрен нужна, потаскуха!
Он махнул рукой и шатающейся походкой поплёлся вон из гостиной.
Тут только я поняла, что Вертелецкий вусмерть пьян. Конечно... выпил почти всю бутылку водки.
Я незаметно прошмыгнула за ним, удостовериться, что он действительно ляжет спать.
Богдан и правда поплёлся в спальню на втором этаже. Пару раз чуть не навернулся, пока поднимался по лестнице.
Раздеваться ему не пришлось, он и так расхаживал голышом. Я подождала минут десять, и, удостоверившись, что уснул, вошла в комнату. Укрыла его одеялом и еще долго смотрела на спящего мужа.
Потом тихо, как мышка, спустилась в гостиную. Мне вдруг ужасно захотелось есть, пить и вообще получить, наконец, обещанный мужем отдых.
***
Тихо о любви пел Синатра, а я наворачивала мясо, запивая его холодным вином.
И совсем не слышала, как в комнату вошел Макс. Ощутила лишь легкое дыхание над головой. Я затаила дыхание, в ногах появилась тяжесть, в груди тут же заныло и я поняла, что всё, это конец.
