Читать онлайн Олег Радченко - Не умереть за Родину



© Издательство «РуДа», 2023

© Радченко О.В., 2023

* * *



Фотографии к изданию предоставлены из личного архива автора

Плауэнский гарнизон


В середине октября 1969 года я проснулся в зеленом военном автобусе на руках у мамы. За окном была глубокая ночь, на дороге кое-где лежали осенние листья, мне было три года, только недавно отгремели выстрелы на острове Даманском и озере Жаланашколь. Еще свежи были события «Пражской весны», а Германия очень хорошо помнила, чей солдат разбил войска вермахта и поднял красное знамя Победы над Рейхстагом.

Наш автобус стоял на тесной улочке небольшого немецкого городка Плауэн, всего в 16 км от стыка границ Чехословакии, ГДР и ФРГ. Правда, обо всем этом мне еще предстояло узнать, а пока я видел в окне перед автобусом большой кирпичный трехэтажный дом с острой крышей, освещенный несколькими уличными фонарями. Мой отец, молодой капитан, получил новое назначение в 29-й гвардейский мотострелковый полк, куда и прибыл со своей семьей к новому месту службы.

Если бы я тогда знал, что с этого момента вся моя жизнь будет тесно связана с армией и военной службой, что в скором времени я встречу людей, с которыми моя судьба будет переплетена на долгие годы, а с некоторыми впоследствии придется столкнуться на кровавых дорогах Южного и Северного Кавказа. Что свою первую армейскую школу я пройду всего через несколько лет, и что все заложенное в меня впоследствии поможет мне выходить победителем и выкручиваться из самых опасных, нелепых и смертельных ситуаций… Хотя, если бы я это и знал, все равно ничего бы, скорее всего, не изменилось.

Наш военный гарнизон в этом уголке Германии состоял из расположенных недалеко друг от друга и разделенных небольшой, покрытой лесом сопкой танкового и мотострелкового полка, на территории которого спрятался отдельный разведывательный батальон славной 20-й гвардейской мотострелковой дивизии. Семьи офицеров жили в домах, разбросанных на территории между полками, кое-где перемешиваясь с жилыми домами немцев. Магазины – как наши, так и немецкие – посещались в равной степени одинаково как нами, так и немцами. Футбольное поле, построенное еще в 30-х годах прошлого века, в равной степени использовалось для занятий как нашими солдатами, так и немецкими пограничниками и курсантами пограничного училища, находившегося тут же рядом с нашими жилыми домами. На футбольном поле мы гоняли наперегонки с немецкими мальчишками на велосипедах. Играли в куче песка. Устраивали взаимовыгодный обмен резиновых игрушечных индейцев на наших оловянных солдатиков, короче говоря, в меру своих сил и возможностей укрепляли дружбу между Советским Союзом и демократической Германией.

Отец большую часть своего времени проводил на службе. Видел я его редко. Но если у него выпадали свободные минутки в напряженном военном графике, то он обязательно брал меня в полк, где я во все глаза рассматривал выстроенные бронетранспортеры, автомобили, орудия и танки, знакомился с солдатами, часто бывал в казармах или столовой, а в выходные дни смотрел в клубе вместе со всеми фильмы, обычно про войну.

Мама, как и все жены военнослужащих, участвовала в женской самодеятельности, выступала на концертах во время праздников в том же клубе в составе хора, а в свободное время готовила меня к школе, обучая чтению и математике. Периодически нас, детей, вместе с мамами собирали все в том же клубе и проводили обязательные для всех занятия, на которых мы узнавали о том, что рядом с нами живут бывшие эсэсовцы. И о том, что немцы не забыли своего поражения в прошедшей войне. И еще о том, что в любой момент может случиться «час Икс», когда немцы могут организовать вооруженное нападение на гарнизон или жилые дома. Что граница рядом и эвакуировать нас всех могут просто не успеть. О том, что нужно делать в случае бомбежки, обстрела или провокаций на улице. Куда можно ходить, а куда категорически запрещено. Все это было вполне обыденно. Никто не охал и не падал в обморок. К таким занятиям относились вполне серьезно, потому как редко, но всетаки в нашего часового мог прогреметь выстрел из ночной темноты, а ушедшего за яблоками в немецкий яблоневый сад солдатика могли найти через несколько дней в том же саду подвешенным за ноги со вспоротым и набитом яблоками животом… Да мало ли еще что могло случиться в чужой стране, которая была совсем недавно разделена на две неравные части, как и ее столица, бывшими союзниками-победителями. Да и сам город, являясь при Гитлере одним из основных промышленных центров по производству бронетанковой техники, в марте и апреле 1945 года был 18 раз подвергнут бомбардировке с воздуха союзниками. И хотя к нашему приезду за прошедшее с конца войны время Плауэн был заново отстроен, ее следов в то время было еще много на немецкой земле. Они торчали рядом с заросшими лесными дорогами разбитыми, ржавыми корпусами простреленных легковых машин. Смотрели в небо глазами темных луж со дна заросших и еще не засыпанных огромных воронок в лесах и парках. Пугали ночью сохранившимися остовами разбомбленных зданий в самом центре города, на, пустырях, на месте бывших жилых кварталов. Изредка хмуро глядели на нас тяжелым взглядом пожилых инвалидов в старых потертых армейских кепи, со споротыми нашивками. И все-таки этот городок остался для меня воплощением всего самого лучшего, что может вырасти с тобой придя из далекого и беззаботного детства.

Жили мы на самом верхнем, третьем, этаже старого, но крепкого кирпичного дома. Наши окна и балкон выходили на гремевшую трамваями большую и красивую площадь имени Розы Люксембург, которая только называлась площадью, а на самом деле являла собой небольшую рощицу из старых кленов, берез и дубов, с раскинувшимися в самой ее середине ветвями огромного старинного и толстого бука. Рядом через площадь наискосок в старых казармах располагалось немецкое пограничное училище, а чуть дальше, через дорогу, в казармах бывшего полка СС находился наш полк, где служил мой отец. Вплотную к КПП полка прижималось большое и красивое здание нашей новой четырехэтажной школы с огромными, в половину стены окнами.

В квартире был камин, на кухне всегда топилась плита, на которой мама часто жарила вкусные рогалики. Стол, как и стулья в квартире были очень старые и очень крепкие, с резными ножками и витыми спинками, а если я смотрел на них снизу, то там с интересом разглядывал четкие печати с орлами и свастиками, под которыми темнели цифры инвентарных номеров. Туалета в квартире не было, он находился отдельно на лестничной площадке, один на три квартиры, как это было принято в немецких жилых домах, построенных еще при кайзере. Сама лестничная клетка была очень просторной и широкой, по обе ее стороны были сделаны дубовые перила, которые держались с одной стороны на кованых металлических рамах, а с другой – на вмурованных прямо в стену скобах. Окна на лестничной клетке были не из обычного стекла, а из скрепленных между собой свинцовыми полосками разноцветных стеклянных кусочков. Каждый раз, когда я на них смотрел, мне было интересно знать, как такая красота смогла уцелеть вместе с домом в ходе бомбежек.

В нашем доме жило много детворы примерно моего возраста. Дружили мы обычно семьями, и если мамы были подруги не разлей вода, то и их дети тоже дружили крепко. Отцы наши служили в одном полку, приехали мы в Германию примерно в одно время, и поэтому интересы у нас всех были общими. Мы смотрели одни фильмы, нам читали одни книжки, на детскую площадку в гарнизонный клуб ходили вместе. Таких друзей у меня было четверо – Юрка, парнишка на год старше меня, очень крепкий и подвижный мальчик. Спокойный и рассудительный Вадим, мой одногодка. Его младший, на два года, светленький брат Саша и пухленький, всегда осторожный Игорь, которому было на год меньше, чем мне. Дружили мы крепко, да и сейчас продолжаем дружить. Те, кто остался. Несмотря на то что жизнь разметала нас по разным концам нашей огромной страны. Именно с этими моими друзьями детства и были связаны все последующие события, которые предопределили нашу судьбу.

Первые три года нашей службы в Плауэне проходили, в общем-то, для всех нас однообразно. Все обитатели военных городков в Германии в то время употребляли именно это слово – «служили». Потому как все наши повседневные дела, наших отцов, непосредственно служивших на разных должностях в полках и батальонах, дорогих мам, работавших вольнонаемными все в тех же полках, военном госпитале, школе, обеспечивая жизнь и быт все тех же полков и батальонов, так и нас – детей, по мере своих сил участвовавших в повседневной жизни гарнизона, были связаны со службой. Мы выступали на концертах самодеятельности перед нашими солдатами и немецкими пограничниками. Каждый год помогали мамам заготавливать овощи в полковом овощехранилище и убирали вместе со всеми территорию во время субботников. Участвовали в обмене делегациями с немцами при посещении немецких школ и предприятий, где общались с такими же, как и мы, немецкими мальчишками и девчонками. Мы прекрасно понимали друг друга, смешивая немецкие и русские слова, при помощи жестов, а если не хватало слов, то открытыми детскими улыбками.

В праздничные дни или в редкие выходные мы собирались семьями и вместе выходили гулять в город или по ближайшим окрестностям, рассматривая местные достопримечательности. Просто гуляли по лесам или лесопаркам, которые и лесом язык назвать не поворачивался. Непривычно было видеть стройные ряды сосен или елей, по-военному стоящих ровными рядами и шеренгами, под которыми не было ничего, кроме опавшей хвои и редких муравьиных куч. Даже опавших сучьев не было. Спрятаться в таком «лесу» было совершенно невозможно. Деревья стояли строго в четырех метрах одно от другого и были точно выровнены, как по линеечке, даже по диагонали. Любого человека или животное там можно было увидеть километра за два совершенно свободно. Так мы однажды, гуляя всей семьей, увидели оленей. Красивых животных было четверо. Один большой, с ветвистыми рогами, стоял чуть впереди остальных, высоко подняв голову. За ним стоял олень поменьше, наверное, самочка, а к ней прижимались два маленьких олененка. До них было метров двести. Они стояли и смотрели в нашу сторону, а когда я заорал:

– Смотрите! Олени! – все их семейство, одновременно развернувшись, неторопливо удалилось за ближайший пригорок.

– Ты зачем кричал так громко? – строго спросил меня отец. – Их папа – главный олень – вполне мог броситься на нас. Ты видел, что у них были маленькие оленята?

– Видел, – ответил я. – Нет, он бы не бросился, он добрый! И я у вас тут маленький, он же видел.

Отец засмеялся, но потом сказал:

– Никогда не пугай животных своим криком. Да и вообще, не кричи в лесу ни при каких обстоятельствах. Лес этого не любит. Если ты будешь молчать, но внимательно наблюдать вокруг, то лес покажет тебе много интересного.

– И Лешего покажет?

– Нет, Лешего, наверное, не покажет, но он тебе обязательно поможет.

– А в чем поможет? – спросил я.

– Скоро узнаешь, – сказал отец.

Если было возможно, мы ходили на озера ловить рыбу. Отец очень любил рыбалку, как и отцы Юры, Владика и Саши. Иногда к нам присоединялись семьи немецких офицеров из пограничного училища, и тогда дело уже обходилось не только рыбалкой, но и совместным застольем на природе с шашлыками, жареными сосисками на костре, с неизменным немецким пивом и русской водкой. Видимо, высокое начальство всячески поощряло совместные мероприятия, в том числе и внеслужебные, между военнослужащими дружественных армий, отцы которых еще совсем недавно убивали друг друга в огненной мясорубке прошедшей войны. Мы вместе пели песни, много смеялись, детвора плескалась в озере, а потом строила из палочек на песке игрушечные форты и играла в индейцев. На таких мероприятиях немцы всегда хмелели быстрее наших отцов, хотя закуску ели одинаково много. Однако песни горланили весело и с удовольствием, обхватив соседей руками и одновременно раскачиваясь в такт песне в стороны, вправо-влево.