Не в масть. Зарисовки из жизни людей и собак - страница 2



– Вексельная бумага у меня уж припасена. Садитесь и пишите. Давно бы так… А то вдруг дочь свою родную на четыре тысячи обижать! Вот вам бумага. Садитесь и пишите!

– Перо и чернил позвольте. Только смотрите, вексель я буду писать на имя моей дочери, а вы мне дадите сохранную расписку, что приняли вексель на хранение.

– И это так с зятем-то поступать! Ах вы, фирма! – воскликнул жених.

– А с тестем вы хорошо поступаете? Ах, благородство тоже!

– Опытом проучен. На товарище опыт вижу. Пишите.

– Пишу. Но и вы пишите.

– И я буду писать.

Оба сели и начали строчить: один – вексель, другой – сохранную расписку.

Жених писал и говорил:

– А рыбный котел и медный куб?

– Деньгами дам. Сами можете купить, – отвечал отец невесты.

– Также уж и разницу между стоимостью фаянсового и фарфорового сервиза потрудитесь присоединить.

– Хорошо, хорошо.

– Вот это тоже разве благородно: обещали фарфоровый столовый сервиз, так и в приданную роспись включили, а дали фаянсовый. Ах вы, фирма!

– Да ведь уж получаете, все получаете, даже и то получили, что от нас не обещано.

– Что такое?

– Второй меховой салоп. Его нет в росписи.

– Не мне в салопе ходить, а вашей дочери.

– Халат вам шелковый невеста подарила, а его тоже нет в росписи.

– Это подарок. За подарок я ей сам больше пуда конфет в разное время перетаскал.

– Готов вексель.

– И у меня готова расписка. Вот-с.

– И от меня вот. А вот деньги на куб и рыбный котел.

– А на сервиз?

– Вторым салопом меняюсь.

– Ну, тестюшка!

– Да уж и зятюшка хорош! Мир?

Отец невесты протянул жениху руку. Тот пожал ее и отвечал:

– Свой своему поневоле друг. Вася! Поезжай за невестой. Я начну одеваться! – крикнул он своему шаферу.

Отец невесты выходил из кабинета и тяжело вздыхал.

III

В маленькой квартире новобрачных теснота и давка от гостей. Новобрачные только что приехали от венца. Их благословляют, принимая с хлебом-солью и иконой посаженый отец и посаженая мать новобрачного – сухой длинный старик, очень смахивающий на официанта, с гладко бритой физиономией, обрамленной узенькими бакенбардами, как колбасками, и полная седая женщина в старомодном помятом шелковом платке. Гости, по большей части, со стороны невесты – купцы в сюртуках и с потными лицами и держатся от гостей жениха, чиновников. Купеческие жены в пышных новых платьях и бриллиантах совсем затмили чиновнических жен, явившихся в отрепанных платьях. В группе гостей со стороны жениха виднеется и генерал в ленте. Отец невесты Петр Михайлович стоит в стороне и шепчет про новобрачного своей жене Анне Тимофеевне, добродушного вида полной женщине без бровей:

– Вот ты и смотри на него… Из молодых, да ранний… На четыре тысячи меня, опытного человека, поддел. Стоит на своем: «Не еду венчаться, пока четыре тысячи не дадите», да и шабаш. Ведь скандал-то какой! Вексель ему выдал.

– Да ведь, должно быть, ты ему обещал, – отвечает жена. – Сулишь, а потом на попятный. С тобой это бывает.

– В том-то и дело, что не обещал, а он меня поймал, припер к стене. Мерзавец, совсем мерзавец. Да уж и после выдачи векселя-то ему, стою я в церкви при венчании и думаю: «А ну-ка, как еще что-нибудь потребует!» Но уж после того, как надели венцы и повели вокруг аналоя, я успокоился. Ну, думаю, теперь уж шабаш, что хочешь требуй – ничего не дам.

Официант вынес на подносе бокалы шампанского. Начались поздравления с законным браком. Отец и мать невесты подошли поздравить. Мать обняла дочь и долго чмокала ее в губы. Новобрачный наклонился к уху Петра Михайловича и шепнул: