– Эйд… – обиженно засопел в ответ пан.
Поместье Лиоль было аристократичным. П-образный двухэтажный особняк с колоннами на входе, тополиная подъездная аллея. Владычицу Аллая встречало на ступенях все население: худенькая приятная доресса, важный десятилетний наследник, вовсю пытающийся казаться взрослым, и девчушка лет пятнадцати. Ниже у ступеней выстроились караулом человек семь слуг. Княжеская стража дружно простучала копытами по аллее и притормозила у ступеней – Енька шустро спрыгнул, чтобы вежливый дорн не успел подать руку (понятия не имел, как приземляться с чужой помощью), и прошелестел платьем ко входу, пытаясь быть спокойным.
Это было трудно. Неестественно. Чувствовал себя… королевой, с головы до ног облобызанной тысячью подданных. Выше некуда. Но если бы, к примеру, на ступеньках оказался Бугхтуз, сквайр Городеи, – вряд ли смог бы что-нибудь из себя выдавить: сильны в нас втравленные с детства шаблоны…
– Моя супруга Рия де Лиоль, хозяйка Лиоля, – представлял семейство польщенный хозяин, – сын Рикки и дочь Шаюль… – вся шеренга хостес, вместе со слугами, низко склонилась.
Леди должна быть элегантной и надменной. К черту «должна»! – Енька понятия не имел, как выглядит со стороны. Наверное, просто уставшим. Пожилой слуга распахнул двери, взволнованная хозяйка радушно пригласила в дом.
Длинный стол ломился от еды. Слуги таскали все новые и новые блюда – когда только успели? Снова длинная пауза – все чинно ждут, будь неладно это внимание… Аккуратно отрезал тонкий ломтик от аппетитного лечона, переместил на тарелку и откусил кусочек – все наконец зашевелились…
Через пару минут расслабился – семья деревенского сквайра еще меньше него разбиралась в этикете, и сами со страхом боялись запутаться в дюжине вилок и ножей. Слава богам, в доме первого ловеласа королевства успел нахвататься многого…
Снова замутило в желудке, прекратил жевать, чтобы успокоилось. Но тошнота неожиданно поднялась вверх, и…
В глазах потемнело, стол закружился перед глазами, слабеющая ладонь схватилась за скатерть – со звоном посыпались на пол тарелки и чашки…
Последнее, что запомнилось, – белые перепуганные лица…
Сознание плавало в черной мути, изредка проявлялись старые, давно забытые картинки… Как-то в детстве разбил тарелки, и старший Браазз запер его на сутки в чулане, где водились только крысы и громадные черные пауки. Он сидел у двери, дрожал и смотрел на узенькую полоску света под дверью. «Жени-ик, ты как?» – изредка подбегала Весянка, закрывая эту маленькую черточку света, и пыталась просунуть кусочек хлеба или разрезанный ломтик кислого яблока. А он все сидел, слегка покачиваясь, и молчал. «Женька?» – вздыхала Весянка, и через какое-то время доносились ее грустные удаляющиеся шаги…
«Если кто-то попытается покинуть дом, убить на месте! – прорывался разъяренный рев Эйда. – Перекрыть выходы, пропускать только лекарей!» Потом снова наваливалась темнота…
Через какое-то время муть немного рассеялась и проявила пару незнакомых лиц, в белых лекарских колпаках, – кто-то старательно поит из чашки, осторожно поддерживая за затылок. И снова тьма…
«Вы умрете. Все. Понимаете это?» «Эйд… – плачущий навзрыд голос, через год или два. – Есть еще одно средство, самое последнее…» Неразличимый шепот. «Что-о?! – бешеный рык. – Тут все выжили из ума?!» Тьма. Еще год…
И вдруг – легко. Хорошо. Расслабленно…
