Здесь, в клубе, ей стало немного легче. Выступала какая-то группа, подобранная Риком, и несмотря на то, что неделя едва началась, народу было полно.
Яна устроилась на стуле у барной стойки и подала знак бармену, требуя коктейль. Когда на стойку перед ней опустился высокий стакан «Шоколадного поцелуя», который она обычно брала, Яна качнула головой и молча ткнула в лежащее на столе меню, указывая на «Б-52». Бармен поднял бровь, но спорить не стал. Налил одну, а потом и ещё одну, и даже ещё одну.
Так прошёл месяц. Яна не могла перестать думать. Последние слова Яра дребезжали в мозгу как заевшая пластинка.
«Тебе тоже пора…»
Нет. Если чего-то она и не хотела больше, чем оставаться одна — то это выйти замуж за кого-нибудь.
И когда первое опьянение прошло, и Яна, взглянув на календарь, обнаружила, что на дворе уже стоит двенадцатое июня, она решила сменить тактику.
Она снова направилась в клуб, но на сей раз с твёрдым намерением по-настоящему отдохнуть.
В первый вечер Яна подцепила парня с жёсткой от геля разноцветной чёлкой. Расчет был на то, что он никоим образом не напомнит ей о Яре — и расчет сработал верно. Ей захотелось сбежать раньше, чем они добрались до кровати.
Уходя из чужой квартиры, такой же пустой и безжизненной, как и её собственная, она думала только о том, как бы напиться ещё раз.
Однако на следующий вечер она попробовала снова — и на сей раз выбрала мальчика, ухоженного и симпатичного, но не слишком сладкого. Она поняла, что ей тошно, когда они сели в автомобиль, и этот абсолютно незнакомый парень положил руку ей на бедро.
Яна пробовала ещё три раза, но успеха так и не достигла. А потом пришло письмо.
Письмо было красивое, на бледно-голубой бумаге, с вензелем Т и гербовой печатью в углу — оказывается, у Яра были дворянские корни, а она и не знала. Написано письмо было от руки, ажурным почерком, изобилующим росчерками и завитками, которые мало напоминали корявую роспись Яра — оставалось предположить, что писали либо Мира, либо неведомая Аня.
От мысли об этом к горлу подступила тошнота, но Яна сдержалась и стала читать.
Свадьба была назначена на пятое июля. Яр снимал усадьбу на окраине Москвы на два дня — впрочем, само торжество должно было длиться только один день, а всё остальное время уходило на подготовку.
Яне стало ещё противней. Но она дочитала до конца.
Села и, вырвав из лежавшего на столе дневника клетчатый лист, написала: «Приеду». Вложила в конверт и отправилась на почту.
Оставшиеся две недели Яна почти не пила — просто потому, что не хотелось показываться перед Яром с опухшими щеками и синяками под глазами. Зато и тянулись эти две недели не в пример дольше, чем весь прошедший июнь.
Свадьба оглушила её грохотом музыки, скрежещущей и неприятной, улыбающимися лицами людей, многих из которых она знала, кое с кем из которых даже спала.
— Ненавижу, — процедила она сквозь зубы самой себе.
Накануне мелькнула мысль взять с собой Рика, но Яна тут же её отогнала — это значило бы, что она последовала совету Яра и смирилась. Мириться Яна не хотела, пусть поражение и было на лицо.
Теперь, сидя за одним из столиков и наблюдая издалека, как Яр и Мира пожимают руки другим гостям, Яна невольно задавалась вопросом: «А был ли мальчик?». Было ли между ней и Яром что-то, кроме её собственных фантазий и неуёмного желания добиться своего, которое, насколько Яна знала себя, посещало е довольно часто ещё в детстве.
