— Кто мешал? — поинтересовался Яр.
Яна многозначительно посмотрела на него.
— Ты!
Яр промолчал. Какое-то время оба тяжело дышали и не говорили вообще ничего,
потом Яр обнадёживающе произнёс:
— Давай ещё полчаса маршем, потом остановимся, переложим вещи, и я
заберу рюкзак.
— Да ты сам еле идёшь.
— Яна, хорош! — рявкнул Яр и мрачно посмотрел на неё.
Яна не стала отвечать. Яра нагружать не хотелось, но она отчётливо понимала,
что сама так далеко не уйдёт.
— А что ты там рисовал на земле? — спросила вместо этого она.
— Нас не спалят?
Яр качнул головой.
— Не должны. А Тук должен понять. Всё равно мы пешком далеко не уйдём.
Хрен с ним, с врачом, но если он не подгонит машину, то придётся самим угонять.
— И ты всё это ему написал?
— Ну… вроде того. Потом объясню. Пошли.
Уже медленней, но всё ещё стараясь держать темп, они двинулись дальше по
лесу. Какое-то время стояла тишина, а потом Яна не выдержала и спросила:
— А эти на машине были или пешком?
— Не видел, — коротко отрезал Яр. — Дыхание береги.
Яна кивнула и больше ничего говорить не стала.
В воздухе разливались запахи тайги и полыни. Ботинки — две пары
берцов, тоже запакованные Туком в рюкзак — по самую щиколотку тонули в
грязи и вязли на каждом шагу. Яна тяжело дышала и в самом деле жалела, что
давно уже бросила не только тренажёры, но и бег, а вот Яру было просто хорошо.
Бросив на него косой взгляд, Яна обнаружила, что тот улыбается, и у неё
самой в груди будто загорелся маленький светлячок — этой улыбки она не
видела, казалось, всю жизнь. Яна какое-то время шла молча, стараясь подавить
заразившую её бессмысленную радость, а потом спросила:
— Тебе смешно?
Яр, не прекращая улыбаться, покачал головой.
— Ты не представляешь, как тут хорошо.
Яна и правда не представляла. За прошедшие полчаса её всю искусали комары,
и она уже предчувствовала, как вечером будет расчёсывать лицо.
— Всё, — сказал наконец Яр и остановился, оглядываясь по
сторонам. — Тут хорошо.
Яна не стала спрашивать, что именно так понравилось Яру в небольшой
лощинке, зудевшей мошками — ей хотелось уже только одного: сбросить рюкзак
и упасть в траву. Что она и сделала в ту же секунду.
Яр сбросил сумку и, присев на корточки рядом с ней, какое-то время просто
разглядывал лицо Яны. Впитывал каждую чёрточку, стараясь насытиться ей на
десять лет вперёд.
— Что? — спросила наконец Яна, которая от этого взгляда
почувствовала себя муравьём под лупой, мгновенно ощутила и небритые щёки, и
расцарапанную по дороге скулу, и наверняка опухшие после недолгого сна веки.
Яр улыбнулся ещё шире и покачал головой.
— Надо хвороста собрать, — сказал он, отворачиваясь и глядя
куда-то в просвет между деревьев.
— Ты ж сказал, увидят дым.
— Не увидят, я покажу… — Яр снова посмотрел на Яну, но теперь уже
с сомнением. — Ты осину от ольхи отличишь?
— Чего?
— Ясно. Подъём.
Яр встал и, поймав запястье Яны, потянул её за собой.
— Валежник старайся не брать, — сказал он уже на ходу, —
вон, видишь, — он ткнул пальцем в лысую сосну. — Это называется
сухостой.
— То есть с неё ветки обломать?
— Только не с сосны. Самое удобное топливо для замаскированного
костра — у лиственных. Ровно и почти без дыма горят сухие береза и ольха.
Особенно жарко горят бук, граб, дуб. Пихтовые и осиновые дрова сильно искрят.
Яр остановился и посмотрел на Яну, которая широко открытыми глазами смотрела
на него.
