Читать онлайн Юрий Визбор - «Не верь разлукам, старина…»



© Ю. И. Визбор (наследники), 2021

© М. Н. Пазий, фото, 2021

© Оформление, состав. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство АЗБУКА®

* * *

Начало

«Поет пассат, как флейта, в такелаже…»

Поет пассат, как флейта, в такелаже[1],

Гудит, как контрабас, в надутых парусах,

И облаков янтарные плюмажи

Мелькают на луне и тают в небесах.


Чуть-чуть кренясь, скользит, как привиденье,

Красавец-клипер, залитый луной,

И взрезанных пучин сварливое шипенье,

Смирясь, сливается с ночною тишиной.


Вершится лаг, считая жадно мили,

Под скрытой в темноте рукой скользит штурвал…

Чу!.. Мелодично склянки прозвучали

И голос с бака что-то прокричал.


Но это сон… Волны веселой пену

Давным-давно не режут клипера,

И парусам давно идут на смену

Для тысяч труб поющие ветра.


Но отчего ж, забывшись сном в каюте

Под стук поршней и мерный шум винта,

Я вижу вновь себя на милом юте

И к милым парусам несет меня мечта.


1948

Гимн МГПИ[2]

Мирно засыпает родная страна,

И в московском небе золотая луна.

Ночью над Союзом и над нашим вузом

Медленно слетает тишина.

Пусть нам издалёка зачеты грозят,

Думать каждый час об этом все же нельзя.

С песней кончил день ты,

Мы с тобой студенты —

Это значит, мы с тобой друзья.


      Много впереди путей-дорог,

      И уходит поезд на восток.

      Светлые года

      Будем мы всегда

      Вспоминать.

      Много впереди хороших встреч,

      Но мы будем помнить и беречь

      Новогодний зал,

      Милые глаза,

      Институт.


Институт подпишет последний приказ:

Дали Забайкалья, Сахалин или Кавказ.

В мае или в марте

Взглянешь ты на карту,

Вспомнишь ты друзей, а значит, нас.

Но пока не кончен студенческий год,

Ждет нас не один еще серьезный зачет.

С песней кончил день ты —

Так поют студенты, —

Это значит, молодость поет.


      Припев


1953

Веселый репортер[3]

Нет на земле человека такого,

Радио кто б не слыхал.

Но вам никто не расскажет толково

О том, как собрать материал.


Рассказать вам про жизнь репортера —

Это будет долгий разговор.

Под сырой землей, на гребнях диких гор

Он бывал – веселый репортер.


Мчатся экспрессы, автобусы мчатся,

Всюду нам надо поспеть.

И недоспать нам приходится часто,

И песен своих недопеть.


Если однажды ракета украсит

Лунный унылый простор,

Будет на ней не из песни «мой Вася»,

А будет наш брат – репортер.


Покажи мне того репортера,

Кто прожил спокойно жизнь свою,

Он найдет приют, конечно, не в раю,

Но возьмет у черта интервью.


1958

Командировка

Никто не ждет меня,

Не курит у огня,

Не дышит на окно,

Не бережет вино.

Стараюсь быть постарше,

Ведь знаю наперед —

Лишь Женя-секретарша

Отметит мой приход.


Ботиночки пылят,

В кармане ни рубля,

Спускаюсь с синих гор

Судьбе наперекор.

Печалью не окован,

Вдоль речки голубой

Иду, командирован

В себя самим собой.


А если вдруг песок

Не сдержит колесо,

Наследники мои

Не ринутся в бои.

Под нос мурлыча марши,

Несу я под плащом

Для Жени-секретарши

Финансовый отчет.


1963

Ты обычно стоишь в стороне[4]

Ты обычно стоишь в стороне,

И огни твои черные светятся.

По твоей персональной вине

Нам нельзя после лекции встретиться.


Я стоял, я смотрел, я глядел.

Ты стояла, смотрела, глядела.

У меня было множество дел,

У тебя вовсе не было дела.


Бросил я курсовую писать,

Не пошел я на три заседания…

Если хочешь – могу показать

Протокол курсового собрания.


Про меня уже все говорят,

Что тринадцать часов опоздания.

Ты учти, что уже деканат

На меня обращает внимание.


Значит, надо к декану прийти,

Обо всем самому позаботиться,

А не то разойдутся пути —

Институт улетит, не воротится.


1954

Вьется речка синей лентой

Вьется речка синей лентой,

Над Москвой встает рассвет…

Что сегодня мы – студенты,

Пусть узнает целый свет.


Нас сюда вели дороги

Изо всех концов страны,

Ведь недаром педагоги

Дружбой верною сильны.


Но настанет расставанье,

Годы быстро промелькнут,

И уйдут в воспоминанье

Пироговка, институт.


Над Москвою солнце всходит,

Золотит наш старый дом…

Пусть любой у нас находит

То, что счастьем мы зовем.


И кого печаль тревожит

Или, скажем, много бед,

Приходите – вам поможет

Наш веселый факультет.


Пусть нам в странствиях нелегких

Вечно светят, как маяк,

Институт на Пироговке,

Наша молодость, друзья.


1954

Мадагаскар[5]

Чутко горы спят,

Южный Крест залез на небо,

Поплыли из долины облака.

Осторожней, друг, —

Ведь никто из нас здесь не был,

В таинственной стране Мадагаскар.


Может стать, что смерть

Ты найдешь за океаном,

Но все же ты от смерти не беги.

Осторожней, друг, —

Даль подернулась туманом,

Сними с плеча свой верный карабин.


Ночью труден путь,

На востоке воздух серый,

Но вскоре солнце встанет из-за скал.

Осторожней, друг, —

Тяжелы и метки стрелы

У жителей страны Мадагаскар.


Южный Крест погас

В золотом рассветном небе,

Поднялись из долины облака.

Осторожней, друг, —

Ведь никто из нас здесь не был,

В таинственной стране Мадагаскар.


1952

Подарите мне море

«Вот вы тоже плавали когда-то…»

Вот вы тоже плавали когда-то.

Сделав ряд «решительных шагов»,

Протирали свой иллюминатор,

Ожидая новых берегов.


По ночам мигали города,

Новых стран красивые названья.

Плыли мы неведомо куда

По путям надежды и познанья.


И когда вокруг полно огней

И не кончен рейс, на корабле

Мы не слишком помнили о ней —

Нами позаброшенной земле.


Мы ушли, и каждый – за своим.

Вот корабль форштевнем воду режет

К берегам пока еще глухим

И, наверно, к милым побережьям.


Но, причалив к вымышленным далям,

Перейдя условные мосты,

Мы однажды с горечью познали

Фикцию кричащей красоты,


Слабость деревянных пьедесталов,

Пустоту, ненужность громких фраз.

Господи! Какой нам показалась

Нами позабытая земля!


Мы рванулись к ящикам почтовым,

Мы в бреду курили по ночам,

Мы на все, на все были готовы,

Лишь бы увидать ее причал.


И ворвался ветер – чист и свеж,

Дней закуролесила вода.

Я держусь за поручни надежд

И до боли вглядываюсь в даль.


Вот она – знакомая земля.

Стукнет дверь подъезда. Час настал.

Я схожу на берег с корабля,

Про который слышали – пропал.


Про который думали – ушел,

Может быть, придет, а может, нет,

И который связи был лишен

Целый ряд серьезных долгих лет.


1958

Синий перекресток[6]

Ищи меня сегодня среди морских дорог,

За островами, за большой водою,

За синим перекрестком двенадцати ветров,

За самой ненаглядною зарею.


Здесь горы не снимают снегов седых одежд

И ветер – лишь неверности порука.

Я здесь построил остров – страну сплошных надежд

С проливами Свиданье и Разлука.


Не присылай мне писем – сама себя пришли,

Не спрашивая тонкого совета.

На нежных побережьях кочующей земли

Который год всё ждут тебя рассветы.


Пока качает полночь усталый материк,

Я солнце собираю на дорогах.

Потом его увозят на флагах корабли,

Сгрузив туман у моего порога.


Туман плывет над морем, в душе моей туман,

Все кажется так просто и непросто…

Держись, моя столица, зеленый океан,

Двенадцать ветров, синий перекресток!


1963

Океан

А мы сидим и просто курим…

Над океаном снег летит.

Мы перешли вот эти бури,

Которых вам не перейти.

Мы сквозь такие мчались беды,

Что отрывались от земли.

Мы не попали в домоседы,

Но и в пираты не пошли.


Лежит на скалах неудачник,

Вспоров обшивку о туман.

Листает ветер наш задачник —

Непостижимый океан.

И все мы знаем: вон оттуда,

Из-за причального плеча,

Встает бесформенное чудо

И семафорит по ночам.


Быть может, утро нам поможет

Дороги наши выбирать,

Искать дороги в бездорожье,

Неразрешимое решать.

Не утонуть бы нам сегодня!

Стакан грохочет о стакан,

И, как подвыпивший подводник,

Всю ночь рыдает океан.


1963

Остров Путятин

Снова плывут на закате

Мимо него корабли —

Маленький остров Путятин

Возле Великой земли.

Плаваем мы не от скуки,

Ищем не просто тревог:

Штопаем раны разлуки

Серою ниткой дорог.


Нам это все не впервые —

Письма с Востока писать.

Тучи плывут грозовые

По часовым поясам.

Свистнут морские пассаты

По городским площадям,

В старых домах адресаты

Почту опять поглядят.


Все мы, конечно, вернемся —

Въедут в закат поезда,

Девушкам мы поклянемся

Не уезжать никогда.

Только с какой это стати

Снятся нам всё корабли?

Маленький остров Путятин

Возле Великой земли…


1963

Курильские острова

Замотало нас невозможно,

Закрутило туда-сюда,

Оттоптали в ночи таежной

Забайкальские поезда.


     А вообще-то, все трын-трава —

     Здесь Курильские острова,

     Что являют прекрасный вид

     Бессердечности и любви.


Здесь дымит вулкан Тятя-яма.

Только черти и дураки

Не готовятся постоянно

Каждый час откинуть коньки.


     Припев


Над вошедшим в гавань «японцем»

Пароходов несется крик,

Утро нас угощает солнцем,

Самолетами – материк.


     Припев


Но сюда неизбежно манит

Это буйствие всех стихий,

И отсюда бредут в тумане

Наши песни и наши стихи.


     Здесь не Рио и не Москва,

     Здесь Курильские острова,

     Что являют прекрасный вид

     Бессердечности и любви.


1963

Командир подлодки[7]

Вот что я видел: курит командир.

Он командир большой подводной лодки,

Он спичку зажигает у груди

И прикрывает свет ее пилоткой.

Подлодка, скинув море со спины,

Вновь палубу подставила муссонам,

С подветренной цепляясь стороны

Антеннами за пояс Ориона.


Глядит он в море – в море нет ни рыб,

Нет памяти трагических походов,

Нет водорослей, нет солнечной игры

На рубках затонувших пароходов.

Глядит он в море – в море есть вода,

Скрывающая черные глубины,

А под водой – подводные суда:

Чужие лодки – черные дельфины.


Глядит на берег – нет цветов на нем,

Нет девушек, нет хариусов в реках.

Он видит там чужой ракетодром,

Чужую власть чужого человека.

Мой командир не молод, но не сед.

Он каждый день бывает в отделенье,

Где на сигарах атомных торпед

Ребята спят, поют, едят варенье.


Антенны ожидания полны,

Приказ несет нелегкую заботу,

Смыкаются две черные волны

Над кораблем, дежурящим по флоту.

И снова нет ни неба, ни земли,

И снова ситуация такая:

Дежурные по флоту корабли

Россию по ночам оберегают.


1963

Карибская песня

А начиналось дело вот как:

Погасла желтая заря,

И наша серая подлодка

В себя вобрала якоря.


И белокурые морячки

Нам машут с бережка платком:

Ни происшествий вам, ни качки,

И девять футов под килем.


А потопить нас, братцы, – хрен-то!

И в ураган, и в полный штиль

Мы из любого дифферента

Торпеду вмажем вам под киль.


Мы вышли в море по приказу

И по приказу – по домам.

Мы возвращаемся на базу,

А на дворе уже зима.


Мы так обрадовались стуже,

Мы так соскучились по ней —

И пьют подводники на ужин

Плодово-выгодный портвейн.


1963

Якоря не бросать

«Якоря не бросать» – мы давно знаем старую заповедь:

Не бросать их у стенок, где эти сигналы горят.

Якоря не бросать… Не читайте нам длинную проповедь —

Мы немножечко в курсе, где ставить теперь якоря.


Мы бросаем их в море, в холодную льдистую воду,

Мы выходим в эфир, и среди этой всей кутерьмы

Нам пропишут синоптики, словно лекарство, погоду,

А погоду на море, пожалуй что, делаем мы.


Мы бросаем потом якоря в полутемных квартирах,

Где за дверью растресканной тени соседей снуют.

Не галантной походкой – привыкли ходить по настилам —

Прогибаем паркет никуда не плывущих кают.


Словно малые дети, кричат по ночам пароходы,

Им по теплым заливам придется немало скучать.

И волнуются чайки от неудачной охоты,

И всю ночь якоря на шинели сурово молчат.


Но потом им блистать под тропическим солнцем и зноем,

На военных парадах, на шумных морских вечерах.

Якоря не бросать – это дело довольно простое,

Ну а что оставлять нам – об этом подумать пора.


Мы не бросим и осень, не бросим и топких, и снежных,

Голубых, нескончаемых, вечно любимых дорог.

На чугунных цепях опустили мы наши надежды

У глухих континентов еще не открытых тревог.


1963

Окраина земная[8]

Я на земле бываю редко,

Ты адрес мой другой имей:

На карте маленькая клетка,