(не)вернуть. Цена искупления - страница 7

Сердце сжимается от волнения, ведь я не ожидала такого от Макса. Или, точнее, надеялась, что утром его здесь не окажется. Я надеялась, что он уедет на работу, что всё, случившееся вчера, растворится вместе с ночной темнотой. Но его голос, отчётливый и напряжённый, звучащий сейчас на кухне, рушит эту иллюзию.

Я вслушиваюсь, пытаясь разобрать, о чём он говорит. Голос Максима звучит раздражённо, резко, властно — таким я его помню в те моменты, когда он кого-то отчитывал.

— Я сказал, что не приеду. И похер, что там у вас происходит, ясно?

Ему отвечают что-то на громкой связи, но слов не разобрать. Он перебивает собеседника жёстко и категорично:

— Разбирайтесь сами. Я занят сегодня. Всё.

Голос обрывается, и наступает тишина, густая и вязкая, словно впитавшая в себя весь мой внутренний хаос.

Я осторожно сажусь на кровати, проверяя боль в ноге. Лодыжка слегка ноет, но боль значительно стихла. Делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями, и взгляд цепляется за прикроватную тумбочку и этот нелепо уютный завтрак, приготовленный им. Почему он это сделал? Зачем ему быть здесь?

Мне становится не по себе от мыслей, которые начинают путаться в голове. Чтобы отвлечься, я решаю убедиться в своих вчерашних подозрениях. Поднимаюсь, осторожно ступая на ногу, и медленно подхожу к шкафу. Открываю дверцу и замираю.

На меня смотрят идеально выглаженные рубашки, костюмы и пиджаки Макса. Всё аккуратно висит, пропитано его запахом, таким знакомым и родным, что комок мгновенно подкатывает к горлу.

Сердце начинает стучать быстрее, ладонь непроизвольно сжимает край дверцы шкафа, и я понимаю, что не смогу притворяться, будто ничего не произошло. Он жил здесь всё это время. Шесть месяцев, среди наших общих воспоминаний, и не вернулся ни в дом, ни в новую квартиру. Почему?

Я не чувствовала его любви последний месяц нашего брака точно. Он был холодным и отстраненным, грубым порой и очень категоричным. Может быть именно тогда он уже не смотрел на меня как на любимую и единственную.

Я медленно закрываю шкаф и иду в ванную. Там ситуация повторяется: его вещи — бритва, одеколон, зубная щётка — всё на своих местах, как раньше. Мои руки дрожат, когда я закрываю шкафчик, не в силах понять его мотивы. В груди разливается тягучая, давящая боль от того, что он снова в моей жизни — вот так, внезапно, без предупреждения, и я не знаю, как с этим справиться.

Вернувшись в комнату, я сажусь обратно на кровать, пытаясь успокоить дыхание и мысли. Кофе и выпечка по-прежнему притягивают меня своим ароматом, и чувство голода заставляет наконец взять в руки кружку с кофе и сделать небольшой глоток. Напиток приятен на вкус, терпкий, с лёгкой горчинкой — именно таким Макс всегда его и готовил.

Я беру круассан и осторожно откусываю кусочек, пытаясь убедить себя, что это просто завтрак, просто забота, просто… нечто, не значащее ровным счётом ничего. Но сердце уже знает правду, даже если разум отказывается её признавать.

Я снова слышу шаги по квартире и голос Макса, теперь уже гораздо спокойнее, но всё равно напряжённо. Он продолжает говорить по телефону, и я вдруг ясно понимаю, что никуда он сегодня не собирается. Он остаётся здесь, со мной, решив контролировать всё до конца.

От этой мысли снова становится тесно в груди. Я не готова к его постоянному присутствию, не готова снова видеть его каждый день, ощущать его заботу и власть одновременно. Но сейчас, сидя здесь с этим завтраком, который он оставил специально для меня, я понимаю, что избежать столкновения не получится.