Осмотрелся, заряжаясь привычной атмосферой, и понял, что скучал. Скучал по этому гвалту и свободе, в которой нет разделений на касты. И жалел. Ужасно жалел, что сам сегодня поучаствовать в гонке не смогу. Впрочем, как и ещё некоторое время, которое уйдёт на сбор байка.
Перевел взгляд на курносика, которая тоже осторожно осматривалась с любопытным блеском в своих больших глазах, и снова пожалел. Потому что нестерпимо захотелось усадить её позади своей спины на байк, почувствовать тепло её тела и рук у себя на спине и талии и мчать, открывая ей новые горизонты настоящей свободы. Не знаю, почему я решил, что она раньше не каталась на мотоцикле — почувствовал. И я железно захотел быть первым, кто ей откроет этот мир скорости и восторга от него.
Вскоре мы с ней проводили Фила в добрый путь, и как только парни, оставляя новые выжженые следы протекторов от своих шин поверх старых, сорвались в погоне за ветром, вернулись к остальным к Недоэйфелевке.
Надю в тот же миг утащили к костру жарить маршмеллоу две весёлые девчонки примерно её возраста или даже чуть помладше. Я знал их отца, в компанию к которому и отправился, после того как успокоил блестящий в глазах курносика страх:
— Ничего не бойся. Здесь не обидят.
Так заведено, что какой бы протяженности ни была гоночная трасса, на ней всегда было несколько точек, где стояли наши парни или девчонки с камерами в руках. И на финише, разумеется, тоже. Видеосигнал передавался на ноут того или иного техника, и любой желающий мог наблюдать за гонкой в режиме реального времени. Так что я видел, как сильно от остальных отставал Фил. На целых десять секунд. Пожалуй, выиграть ему может помочь только чудо. Но этому смертнику всё же удалось нас поразить! Уже на финише, когда каждому, да и ему тоже, стало ясно как день, что он проиграет, этот придурок зачем-то выжимает газ на полную... А необходимо заметить, что тормозной путь финиша заканчивается бетонной стеной. Придя в числе последних, несмотря на его финт конём — что неудивительно, к слову, — Фил едва успевает затормозить, останавливаясь в развороте перед самой бетонкой, и падает на неё одним плечом, а другой рукой показывает «козу». Выпендрёжник.
Естественно, компания зрителей, и я в том числе, взорвалась криками — кто брани, кто восторга.
Заметив рядом Надю, я обнял её одной рукой и в какой-то степени восхищённо произнёс:
— Дебил.
А потом сделал то, что меня самого немало удивило: наклонился и коснулся губами её волос на макушке. Видимо, так сказывается институтское притворство. Надя, кстати, словно тоже не заметила ничего необычного и с волнением поинтересовалась:
— Он же... Он же мог разбиться, верно?
— Мог, — не стал я отрицать очевидного. — Но хорошо, что этого не случилось.
— Очень хорошо! — выдохнула она и посмотрела в сторону тоннеля: — А возвращаться они будут тем же путём, и как долго? Обратно же необязательно ехать наперегонки?
— Необязательно, — выдохнул я и выпустил курносика из своих рук, почувствовав изжогу в горле.
Не сказав больше ни слова, я сорвался с места к следующей партии гонщиков, выжидающих время. Стараясь не обращать внимание на дёрнувшее нервы «Саш?» Перовой.
Пусть себе ждёт проигравших и победителей, а я уже не в силах терпеть разрывающее нутро желание самому сесть на байк. Тем более среди парней был тот, кто без лишних слов уступит мне свой байк и очередь.
