— Гринь, выручай, — нагло улыбнулся я, обхватив пальцами плечо друга.
Он коротко посмотрел мне за спину и усмехнулся:
— Хочешь впечатлить свою красотку? Понимаю. Держи.
Он ошибался — я не любитель выделываться. Из всего, что обычно происходило на сборах, подобных этому, больше всего я ценил здоровый соревновательный азарт, мелькающий разделительными белыми лентами асфальт под колёсами и чистую и честную победу. Если я и хотел кого-то впечатлить, то исключительно самого себя, побив собственные рекорды.
Перехватив шлем, который мне вручил Гриня, я дождался, пока он снимет с себя защитную куртку, и сразу надел её на себя.
Из тёмного жерла тоннеля послышался далёкий рев моторов — уже близко. А значит, скоро мне самому мчать до финиша, оставляя остальных далеко позади.
Через минуту я вслед за остальными покатил мотоцикл Грини к старту. Это, конечно, не мой привычный классный спортбайк, но и не старая рухлядь — вполне себе приличный гоночный агрегат.
Я не стал наблюдать за тем, как толпа приветствовала предыдущую партию гонщиков, и сразу надел на голову шлем, опустив затемнённый визор. В груди звенело какое-то непривычное чувство тревоги. Списал его на предвкушение гонки на незнакомом байке.
Ещё пара минут. Предстартовая готовность. Рёв разогреваемых двигателей. Последний взгляд на соперников. Сигнал старта. И я сорвался с места, наслаждаясь прыснувшим в кровь бешеным адреналином.
Я всегда гордился тем, как чувствовал под собой байк, как чувствовал дорогу под его колёсами, как легко понимал, на каких поворотах и насколько сильно нужно сбавить скорость, чтобы после выхода из них вновь выжать газ в погоне за первенством.
Нет, я не сразу этому научился, пусть и играет моя интуиция в этом свою важную роль. Поначалу я лажал, как и многие другие здесь. Но если ты поставил себе чёткую цель и делаешь всё нужное для её достижения, то в конечном итоге твоё превосходство становится заслуженным. И воспринимается оно вполне естественно.
Вот и сейчас, когда мимо проносились чёрные стены тоннеля, разбавленные яркой и бесконечной от скорости полоской огней, я воспринимал как должное то, что вырывался вперёд. И при этом я чувствовал бесконечный восторг и азарт. Чувствовал на себе сопротивление ветра, прорезая его, как острый нож режет тонкое полотно бумаги.
Финиш настиг меня слишком быстро. Впрочем, это ни в коей мере не убавило насыщенности вкуса победы.
Мы с парнями поздравили друг друга с отличной гонкой и покатили обратно. Теперь, когда не было необходимости думать о скорости, я размышлял о Перовой. Смотрела ли она гонку? Может быть, волновалась за меня, хоть для этого и не было повода? Понравилось ли ей то, как я филигранно входил в повороты и выходил из них?
Я улыбнулся внезапно пришедшей в голову идее. Гриня ещё успеет погонять, а сейчас я прокачу на его мотоцикле малявку. Да. Ей понравится.
Но Перовой не оказалось среди первой волны встречающих.
Я снял шлем, вдыхая полной грудью прохладу ночного воздуха, и осмотрелся. Её не было ни у костра, ни у мониторов, ни у вышки. Фила я тоже не видел.
То чувство тревоги, которое я ощутил перед стартом, разрасталось в груди всё сильней.
— Всё нормально, — хлопнул меня по плечу подошедший Гриня. — Она с Филом. Он предложил ей прокатиться, пока они ждут твоего возвращения.
Тревога вдруг приобрела другую форму. Не со мной. Она впервые прокатится на мотоцикле не со мной. А затем моё нутро затопила бесконтрольная злость.
