Не втиснуть жизнь в четыре строчки… - страница 6
Елене Жмачинской.
Июнь. Шестое. Псков. Автовокзал.
Вина бутылка, разовый стаканчик.
Там нас незримой ниточкой связал
В свой юбилей ПОЭТ, курчавый мальчик…
Я помню пальцев тонких силуэт,
Мне так тогда поведавших о многом.
(В них – музыкант, художник и поэт),
Твою улыбку на лице нестрогом.
В твоих работах лёгкость и тепло,
Экспрессия и тихая печальность.
И не живут в них ни корысть, ни зло,
Им не присущи серость и банальность.
От них струится вдохновенья свет,
Что по душе седому уж «повесе».
Купил бы все! Вот только денег нет,
Да, в общем-то, и некуда повесить…
Пять на часах. Не тронута постель.
Ещё темно. Спокойно спит столица.
На мятый лист из ручки льётся гель
И пьяной строчкой на него ложится.
Скулит Ноябрь, как в церкви пономарь,
И первый снег над городом кружится.
В окне «аптека, улица, фонарь»…
И капелька вина на старых джинсах.
Года, остановите бег! Молю!
Хоть для неё замедлите движенье!
Вино в стаканчик пластиковый лью…
Эй, Рыжая Лисичка, с днём рожденья!
Визит первого снега
Ввечеру в старый двор наш случайно забрёл первый снег.
Он устал и хотел отдохнуть, путь проделав неблизкий.
Я окно распахнул и его пригласил на ночлег.
Он прилёг, но к утру, не прощаясь, ушёл по-английски…
Моя родная Неизбежность!
Вновь снег с дождём и ветер злой и колкий
Под ложечкой рождают неуют.
И добивают Осени осколки,
Хоть говорят – «Лежачего не бьют!»…
А серая промозглость душит город,
Дворы пусты без детской суеты.
Мой зонт – насквозь. Я поднимаю ворот,
Ссутуливая плечи, как и ты…
Но, всё же, сердцем согревая нежность
И спрятанный в карман плаща цветок,
Спешу к тебе, родная НЕИЗБЕЖНОСТЬ,
Чтоб ощутить любви твоей глоток!
Ещё не всё!
Я повестью придуманной живу.
Предательством надуманным обижен.
И ничего вокруг себя не вижу,
Того, что происходит наяву.
Я стал не весел, замкнут, нелюдим.
И праздники справляю в одиночку.
Ленивая рука выводит строчку,
В которой только ржавчина и сплин.
Я в этом мире страшно одинок.
Со льдом моим слезе твоей не сладить.
Исчез твой лик в душе моей окладе.
Увы, твоей любви я не сберёг.
Но память всё скребётся по стеклу
Моей души своей железной лапой.
Не знаю, что мне делать с ней, проклятой,
Ведь не прижать виском её к стволу…
А водка со щеки спадает вниз
И размывает, растворяет строчки…
Ещё не всё! Я не дошёл до точки!
В моём столе заждался чистый лист!
Песочные часы
Я догораю, как свеча.
Уже совсем чуть-чуть осталось.
Остались старость и усталость,
Уже ладонь не горяча.
И всё ровнее сердца стук,
В котором холод безразличья.
Мою весёлость стая птичья
С собою унесла на юг.
Душа остыла без тепла,
Но с плотью всё не расстаётся,
Сосуществуя, как придётся,
Как инородные тела.
И жизни свой отмерив путь,
Сточились каблуки ботинок…
В часах – лишь несколько песчинок,
И их нельзя перевернуть.
Их не дано перевернуть!
Баба Нюра
(От лица дворового пса Мишки)
Рядами книг дома-высотки.
В них этажи, как будто строчки.
Слова расплывчаты, не чётки.
Лишь букв светящиеся точки.
Их не прочесть дворняге бурой,
Но букву «А» я точно знаю.
Её чертила Баба Нюра
Для карапузов у сарая.
Её просить помочь – не надо,
Ей не досуг сидеть без дела.
Она всегда была мне рада
И воробьёв всегда жалела.
Мне миску супа наливала,
И для пичуг хватало крошек.
Хоть не всегда самой хватало,
Добрее не было ладошек.
В её окно гляжу понуро,
Там булка с запахом ванили…
Во двор не выйдет Баба Нюра —
Её вчера похоронили.
Сегодня снег. И небо хмуро.
Да, пусть земля ей будет пухом!
Я буду помнить Бабу Нюру,
Похожие книги
Вторая книга стихотворений «Не втиснуть жизнь в четыре строчки…». Стихи разных лет. Городская, пейзажная и любовная лирика.
…Воздух в старом доме был довольно затхлый. Чарли отпустила парадную дверь, и створка захлопнулась у неё за спиной, отсекая крики ребят, игравших на другой стороне улицы. Тишина давила, как душное одеяло… И пахло здесь как-то странно – сушёными цветами. Чем-то мёртвым.Чарли собралась уходить, когда заметила краем глаза какое-то движение. Стена напротив окон больше не была пустой. На вылинявшие обои легла тень детской колыбели, удивительно чёткая,
Как бы преступники ни гордились своей изобретательностью, все их уловки бледнеют перед аналитическими способностями адвоката Перри Мейсона. Он вынужден расследовать убийство известного частнопрактикующего врача, при жизни злостно уклонявшегося от уплаты налогов.