– Те, что на полках?
– Да. Я все время читаю их. Если я не буду читать их… Мне кажется, я сделаюсь таким же… Таким, как они.
– Но… вы живете давно, вы, наверно, уже все их прочитали?
– Я читаю по многу раз. Я забываю… Я… Может, оно и лучше, что я забываю… Я читаю заново – как в первый раз. Но я не только читаю – я ведь играю в оркестре.
– Каждый день?
– Да, каждый день, утром я читаю, а потом иду в летний театрик, в сквер, играть в оркестре.
– Никто не пристает к вам, не пытается скрутить, обидеть вас?
– Нет. Почему-то нет. Почему-то никто меня не трогает.
– Скажите, – не вытерпев расспросов Вагаскова, стараясь говорить деликатно, немецкий офицер напряженно слегка наклонился к человеку, – в этом городе есть еще книги? Есть место, где книг было бы много?
Мгновенье человек растерянно, заторможенно смотрел перед собой.
– Наверно, есть. Но я не могу вспомнить. Я смогу вспомнить – потом, когда будет буря.
– Буря?
– Да. Каждый день бывает буря. Когда бывает буря, я могу вспомнить, но не о книгах – не о тех, что у меня, а что-то другое… О городе, о разных местах в городе, о том, что было, о том, где какие находятся здания… Кажется, есть такое здание, но я не помню. Я смогу вспомнить…
Немецкий офицер почти ласково приблизил свои глаза к глазам человека.
– Нам нужна всего одна книга. Она называется Книга Вотана. Вы что-нибудь знаете о ней?
Губы человека беззвучно двигались.
– Книга Вотана… Да, там может быть такая книга. Там много таких книг. Почти таких… Но я не помню, как пройти в это здание. Но я вспомню – во время Бури.
Глаза офицера сверкнули.
– Когда будет буря?
Закрыв глаза, мгновенье человек шевелил губами.
– Скоро. Теперь, наверно, скоро. Все будет в дожде, начнется молния, будет гром. Те, что на улице, или уйдут с улиц, или совсем обезумеют. Но я вспомню… Наверно, вспомню.
– Вы сможете проводить нас туда?
– Смогу.
– Вы не будете бояться, – вдруг спросил Вагасков, – ну тех, обезумевших?
Человек помотал головой.
– Нет. Во время Бури они не трогают таких, как я. Может, не замечают… Они трогают только таких, как они.
– Сражаются?
– Да. Каждый день, во время Бури сражаются – друг с другом.
– А вы знаете еще таких, как вы?
Глаза человека словно подернулись поволокой.
– Знал… Раньше… Немного – двоих или троих… Но мы потеряли друг друга. Давно.
– Довольно. – Немецкий офицер, нахмурившись, вновь, стараясь чуть сдерживать себя, наклонился к человеку. – Итак, как только начнется буря, вы проводите нас к дому, где может храниться Книга Вотана. Мы правильно поняли вас?
Человек растерянно поморгал.
– Да, смогу.
– Прекрасно. – Немецкий офицер обвел взглядом комнатку. – Мы могли бы чем-то помочь вам?
– Нет, не надо. У меня все хорошо.
– Прекрасно. – Немецкий офицер встал. – Мы могли бы немного приоткрыть окно?
Человек растерянно посмотрел кругом. – Наверно… Только не здесь. На кухне…
Встав, Вагасков, немец, еще несколько человек прошли на кухню, я пошел за ними. Приоткрыв тяжелую штору, немец окинул взглядом кусочек улочки и угол маленького дворика, присыпанные моросящим дождем. Опустившись на пол, подтянув колени, человек сел спиной к окну, зябко обхватив себя, глаза его, помутнев, потухли; полузакрытые веками; губы чуть шевелились.
– Скоро… Скоро…
Поборов мгновенно накатившее желание вернуться в комнату, к стеллажам с книгами, я тоже сел на пол. Немецкий офицер неотрывно смотрел в щель, приоткрытую портьерой, немцы о чем-то тихо переговаривались, кто-то из наших, подойдя к нищему буфетному шкафчику, молча рассматривал давно остановившиеся тускло раскрашенные фарфоровые часы. Прошло полчаса или немногим меньше, когда легкое, неровное позвякиванье, словно что-то длинное и железное мелко билось о такое же тонкое и длинное железо, нарушило тишину, в комнате внезапно потемнело, немецкий офицер рывком откинул половину шторы, гремящая масса воды словно единым черным ударом рухнула на землю, зазмеилась беззвучная молния, где-то далеко прокатился гром. Молния ударила очень близко, шум дождя за окном почти мгновенно превратился в единый нарастающий рокот. Привстав, с оживлением окинув взглядом комнату, человек быстрым, сбивающимся шагом приблизился к прихожей и к выходной двери, мимоходом, отрешенно оглянувшись на нас.
