Он протянул бумажку Вовке. «Дудина, 18, 720, 9 этаж» – было написано аккуратными печатными буквами.
– Возьми себе, – предложил Паша, – я и так запомнил. – Он задержал взгляд на записке. – Сам писал вообще-то, без подсказок. Только «Дудина» мама по буквам продиктовала. Я еще не прочитал, кто это был.
– Ладно, – согласился Вовка. Он улыбнулся и сунул записку в задний карман.
– Завтра в три часа придешь?
– Да, приду, – кивнул Вовка. Отчего он точно знал, что придет.
Повисла тишина. Вовка был ей несказанно рад: это значило, что никто не видел, что Паша трогал клумбу, и Кселония Афанасьевна, если и выйдет, то кричать не будет. Репутация человека спасена.
***
– Я, наверное, пойду, – сказал Паша. – Сообщу родителям, что завтра придет гость.
– И я пойду, – отозвался Вова. Только вот… Марина, можно спросить, как ты думаешь? Ты ведь уже в четвертом классе…
– Чего? Спрашивай, раз начал. – Марина недовольно повела плечами, давая понять, что очень занята и время аудиенции подходит к концу.
Паша притих и опустился на скамейку рядом с Вовой.
– Марина, что, по-твоему, значит фраза «серьезно поговорить»? Когда один другому говорит «давай серьезно поговорим», или «нам нужно серьезно поговорить», или примерно так.
Марина дважды кивнула в знак того, что знает ответ, и, подняв указательный палец вверх, сообщила:
– Это очень плохо. Прямо совсем плохо. Это значит, что сейчас люди ругаться будут. Один расскажет другому, как именно он страдает из-за его действий, какие жертвы приносит и какой благодарности не видит. А второй будет злиться, плакать и говорить, что это все неправда. Потом они будут говорить друг другу гадости. Ну, а если «разговор» совсем серьезный, подерутся. И потом…
Вова и Паша в некотором оцепенении смотрели на нее. Вова скептическим шепотом повторял Маринины слова, примеряя их на свои понятия, а вот у Паши от удивления округлились глаза. Было заметно, что он не все понимал, далеко не все. Но то, что понял, не на шутку взбудоражило его. Он перебил Марину:
– Так значит, ты думаешь, что серьезно поговорить – это ругаться? Вот это да! А почему?
– Павел! Я так не думаю. Я так знаю. Потому что видела много раз. Мои родители и родители подруги так всегда делают, когда им нужно поругаться. Между прочим, мы во всех деталях с Машей обсудили, чем похожи и чем отличаются ссоры наших родителей. Так вот, мальчики, – ничем почти.
Снова воцарилась тишина. Марина осталась довольна произведенным эффектом и посильнее оттолкнулась. Качели жалобно скрипнули.
Тщательно обдумав услышанное, Паша встал, подошел к качелям и, коснувшись их рукой, спросил:
– А как ты на самом деле думаешь?
На лице Марины отобразилось что-то, что можно было бы назвать коротким замыканием в голове. Она рассеянно потрясла головой, словно пыталась найти в ней что-то, чего там могло совсем и не быть, и… не нашла. Рассеянно переводя взгляд с одного мальчика на другого, она с испугом в голосе ответила:
– Как я думаю? Я… я даже не знаю. Как есть – сказала уже. А что думаю? Не знаю. Представляете? Меня никто не спрашивал. Зачем думать? – Она сняла шапку, вытерла вспотевший лоб и нахлобучила ее обратно. – Ну вы даете. Я, конечно, думаю обо всем этом, но, чтобы вслух говорить…
– Так это ничего, – подбодрил ее Вова. – Я тоже часто не знаю. Ты подумай и скажи. Или, если совсем ничего не выходит, нафантазируй. Это и будет то, как ты считаешь.
