– В какой? – уточнил он, вопросительно выгнув дугой одну бровь.
– В Вырвинск, – моментально уцепилась я за это внимание. – Но можно и в Мухино. Здесь просто связи нет, такси не вызвать, мост сломали, идти далеко…
– Что, так прямо вот срочно надо?
– Угу…
Только тогда до меня дошло, что этот незнакомец откуда-то знает моё имя. Я его в первый раз вижу, а он меня знает. Ничего особенного в этом человеке не было – рост выше среднего, возраст… Что-то около тридцати пяти, наверное. Лицо классическое, но небритое. Ничего приметного или выдающегося. Среднестатистический мужик, как и большинство маньяков.
Подозрительно сузив глаза, я перестала цепляться за рукава его ветровки и сделала шаг назад.
– Простите, мы разве знакомы? – уточнила ледяным тоном.
– Нет, – пожал он плечами. – Тебя просто Борис искал. Просил передать, если встречу на дороге где-нибудь, что Клавдия Ильинична умерла.
– Что? – вытаращила я на него глаза. – Как умерла? Когда?
– Да я-то откуда знаю? Он минут двадцать назад приходил, я как раз только приехал.
– Минут двадцать… – эхом повторила я и попятилась к калитке, отказываясь верить своим ушам и мыслям.
Двадцать минут назад я сидела у могилы Марфы Оленевой, пришпиленная к бревну, как бабочка, её потусторонним вмешательством в моё личное пространство. «Всё отдаю», – сказала она. Бусы рассыпались, мост разрушен, хранительница леса умерла. Я даже, кажется, начала понимать символичность всего этого. Бусы рассыпались, потому что Марфа уже признала меня преемницей – они и были её весточкой Клавдии о том, что скоро старушку ждёт вечный покой. Сегодня утром я уже не смогла бы проехать через разобранный мост в Лесное и наверняка отказалась бы от этой затеи, поэтому навязанное мне предназначение притащило меня в эти дебри именно вчера. Я своими глазами видела, как люди разбирают мост, отрезая мне путь домой. Клавдия Ильинична умерла… Дело в равновесии. Два хранителя одновременно – это перевес в пользу людей, а всего должно быть поровну. Она ушла именно тогда, когда Марфа передала мне «всё», включая почётную обязанность хранить обречённый лес.
Но я ведь об этом не просила. Я этого не хотела. Я отказывалась. И старушку жалко – она ведь очень даже бодренькая была для своих почти ста лет.
Глава 10. Во власти сомнений
Нехорошо получилось. Вроде как с добрыми намерениями приехала, а вышло всё с точностью до наоборот. Не зная, как теперь в глаза Борису смотреть, я понуро поплелась через дорогу к дому Никулиных, останавливаясь чуть ли не на каждом шагу, чтобы обдумать, что скажу безутешному сыну, только что потерявшему мать. У калитки только поняла, что для траура в доме слишком шумно. «С горя мебель крушит», подумала я и потянулась рукой к калитке.
– Умерла?! Я умерла?! Я тебе сейчас покажу «умерла»!
Борис выскочил на крыльцо и успел пригнуться до того, как вслед за ним из дома полетели веник, железный совок с длинной ручкой, какой-то мелкий неопознанный объект и, кажется, валенок. Правда, у меня не было полной уверенности в том, что я правильно определила вид просвистевшей у Бориса над головой обуви – с моей позиции за калиткой метательные снаряды было видно не слишком хорошо. Но с лыжей я не ошиблась – лыжу не узнать трудно. Она пролетела через весь двор и шмякнулась в небольшой малинник за забором.
Выглядела Клавдия Ильинична очень даже живой и невероятно рассерженной. Всклокоченные седые кудри топорщились во все стороны, накинутый поверх ночной сорочки халат был застёгнут криво, взгляд метал молнии, а раздобытые где-то по пути из дома грабли в правой руке не предвещали непутёвому ветеринару-пенсионеру ничего хорошего.
