– Посмотрим. Я стала сомневаться в своём отношении к нему, – война многих сделала откровенными.
– Я пока что не берусь его ни осуждать, ни оправдывать, потому что, к моему стыду, я его совсем не знаю.
– Расскажите мне всё с самого начала.
– Отец его – моя любовь. Даже не знаю, может, я его до сих пор люблю. Но знаю точно, что кусок моей души тогда точно покинул моё тело.
– Что же случилось?
– Я не знаю… Я была беременна, на седьмом небе от счастья, что беременна от моего Влада. Мы…
– И его так звали?
– Я его так любила, что хотела, чтобы всё звучало его именем. Для меня он – это любовь, дети – любовь. А значит, в их именах должны быть звуки его имени. Звучит, будто я сотворила кумира. Может, так и было. Но, думаю, я тогда поверила, что наконец вырвусь из пучины одиночества. У меня было хорошее детство. Одинокой я стала, как только государство назвало меня совершеннолетней. Будто Бог дал дожить моим родителям до этого моего возраста, чтобы я не попала в детский дом.
– Понимаю. Что же произошло?
– Он пропал без вести. Мы планировали свадьбу. Уже подали заявление. Он работал. Мы откладывали деньги на свадьбу, на ребёнка. И как-то раз он не вернулся с работы. Всё.
– Что полиция?
– Искали, конечно. Поняли, что он был похищен. Я в этом не уверена.
– Как протекала беременность с такой не-рвотрёпкой?
– На удивление отлично! Легко так! Видимо, у Венедикта было чёткое намерение родиться. Это единственное, что меня хоть как-то приводило в чувства. Я сошла бы с ума от горя. Даже ходила делать аборт. Врачи просили подумать. Ведь ребёнок был с идеальным
здоровьем. Они говорили, что если уж я не передумаю оставлять его себе, то хоть в семью определят! Косились на меня. Странные те врачи, что делают аборты. Противоречивые. Вроде и за жизнь борются, заступаются, но при отказе матери всё равно её отнимают. Сложные люди.
– Что-то мне подсказывает, что именно это чувство недопонимания я сейчас испытываю к Венедикту.
– Может. В общем, я выбежала из операционной в последний момент. Странно было убивать частичку Владислава. Я сидела в кафе и не могла поверить, что хотела это сделать. Я была счастлива, что опомнилась!
– Да что же произошло, что ваши отношения не задались?
– Всё было хорошо, пока он не стал говорить о том, что насиловал и убил меня в прошлой жизни.
– О как! То были вы!
– Странная реакция. Ха-ха, – в эти времена смех был только нервным. – Он говорил тебе об этом! Он всем рассказывал.
– Вам было и неприятно, и плюс стыдно…
– Всё сложнее. Он это преподносил людям, как страшные байки. Ему, по сути, никто не верил. А я… Мне было просто жутко какое-то время, но я бы могла с этим жить, пока не вспомнила…
– Он думает, что не вспомнила, но просто чувствуете на подсознательном уровне!
– Вот это вы откровенничали, конечно! Хотя чего удивляться, он многим это рассказывал. Но только в детстве. В юности он почему-то замкнулся. Несмотря на то, что резко вырос на три головы за лето!
– Я его не представляю общительным. Наедине – да. И то только с теми, кто прошёл его проверку на надёжность. Даже не знаю, какие критерии отбора, ха-ха.
– Не суть. Он и не знает, что я вспомнила. Не могу точно сказать, дорисовала ли я в своём сознании внешность того маньяка под его внешность или он реально не сильно изменился с прошлой жизни… Но смотреть на него мне сложно. Не то что взаимодействовать как-то.
– И ваши мечты рухнули. Полная фрустрация! Сочувствую.
