Неадекватная в Пафосе - страница 19

Сама не понимая как, она достаточно быстро собрала жителей на импровизированной площади (то был перекрёсток двух дорог). Владлена трезвонила в колокол, который раньше служил храму, а теперь его понизили. Даже звук стал какой-то грустный.

– Почему мы не объединяемся? – кричала она в толпу. – У кого-то есть на участке колодец, а мы ходим за три километра! У кого-то уцелела скотина, огород, еда в погребах, в конце концов! У нас, например, остались картошка, лук, морковь и закрутки! – на удивление, толпа быстро опомнилась и приняла эту гениальную мысль. Каждый предлагал своё. Вернее, то, чем был готов поделиться. Условились собраться у самого уцелевшего, но покинутого дома номер 10.

Владлена успокоилась, когда поняла, что колодец был как раз у этого дома, а значит, если кто-то и продолжает скрывать свой источник воды, то он может выдохнуть и продолжить жадничать. К счастью, таких не оказалось, ведь следующим шагом Владлена сподвигла всех на капитальную уборку. Тем и занялись. Каждый день вынужденно образовавшаяся коммуна собиралась на завтрак, потом все шли на работы по уборке территорий и добыванию всего полезного. Всё тщательно отбиралось и распределялось: дрова – в одну кучу, деревянные предметы и брёвна – в другую, так же стекло, железо, провизия из покинутых домов и так далее. После дружного обеда люди решали, что кому можно забрать, а что оставить для общего пользования. После ужина все старались веселиться. Оказалось, что в деревне есть кузнец – он сам об этом вспомнил, так как алкоголя больше не было, равно как и жены, из-за которой «приходилось» пить. Также нашлись столяр, художник, врач – в общем, все были чем-то полезны. Через год люди отстроили дома, как могли, организовали себе медпункт, склад, дом культуры и библиотеку. Наладили общее хозяйство: вскопали поля, посадили овощи, уцелевший скот смог успокоиться и продолжил размножаться. Всё было общим, и это давало силы, так как война всё ещё шла, но шумела уже где-то далеко.

Владлена узнала о себе много нового. Она лидер. Вернее, может им быть в случае необходимости. И она это сделала. Повела за собой людей, организовала их и вдохнула в них жизнь. Это был подвиг хрупкой двадцатипятилетний девушки.

Кажется, я начинаю понимать. Развитие моего достоинства напрямую связано с моим духовным развитием! Иначе как объяснять, что при встрече с Бозей я был так счастлив видеть его живым, что не сразу заметил его рану. Она заживёт, всё в порядке, но ему было больно, и я так расчувствовался, что снова ощутил что-то в штанах. Слава Богу, это никак не связано с возбуждением, вожделением и тем более с поллюцией! Я не понимаю, что это были за ощущения, но орган явно увеличился в размерах и стал как-то мужественней, что ли, смотреться! Как же мне хотелось хоть с кем-то это обсудить! И я решился. Связался с психологом, но так как долго нам разговаривать запрещено, мне и этот звонок с трудом разрешили сделать, она успела только сказать, что подумает и напишет, что, кажется, у неё есть вариант. Только это будет не она. Если честно, мне уже всё равно, кто. Главное, чтоб конфиденциально и чтобы выслушали. Может, даже посмеялись вместе со мной… Как же важно человеку человеческое общение!

Мы с Богданом работали рука об руку, лечили солдат. С каждым ярким случаем, переворачивающим реальность, мой член рос. Я снова был подростком. Слишком яркие эмоции от всего происходящего: боль войны, поллюции, радость за себя, страх за близких и невозможность хоть с кем-то это всё обсудить – довели и меня до больничной койки. Буквально через два дня после звонка психологу. Она молодец, постаралась и передала мою просьбу своему коллеге, который был на фронте со мной рядом. Это чудо какое-то! Он был офицером. Вечером того же дня, как меня положили с сердцем, он пришёл ко мне, сел на койку и оповестил, что он от моего психолога и готов меня выслушать. Я не медлил ни секунды. Он, конечно, переживал, что я болен и «как это можно, вот так не жалея себя», а я объяснил, что болею как раз из-за того, что давно не мог говорить о своих переживаниях.