– Поощрение, – ответил Хак.
– Поощрение, точно! Но какого рода поощрение?
– Последовательное.
Вероника выглядела так, словно только что произошло нечто неизмеримо важное.
– Последовательное, – повторила она, словно это было ключом ко всему. – Вы уверены? Вы абсолютно уверены?
– Да, – ответил Хак; в его голосе прозвучали отчётливые нотки растерянности.
– Потому что у нас не так, – сказала Вероника. – У нас последовательное поощрение не является наилучшим способом внедрения модели поведения.
Мэри задумалась. Она наверняка знала правильный ответ, но не могла выудить его из-под наслоений последующих лет. К счастью, Понтер сам задал вопрос, которого ждала Вероника:
– И какой же способ считается наилучшим среди людей вашего вида?
– Периодическое вознаграждение, – победно заявила Вероника.
Понтер нахмурился:
– Вы хотите сказать, когда за желаемое поведение то вознаграждают, то нет?
– Именно! – воскликнула Вероника. – В точности так!
– Но это бессмыслица, – сказал Понтер.
– Ага, – согласилась Вероника, широко улыбнувшись. – Это одна из самых больших странностей психологии Homo sapiens. Но это истинная правда. Классический пример – азартные игры: если мы в игре постоянно выигрываем, нам становится скучно. Но если мы выигрываем время от времени, то может наступить игровая зависимость. Или вот как дети постоянно канючат у родителей: «Купи мне эту игрушку!», «Не хочу ложиться спать!», «Хочу в зоопарк!». Все родители терпеть не могут, когда их дети так делают, но те продолжают – не из-за того, что это всегда срабатывает, а из-за того, что это срабатывает иногда. Именно непредсказуемость исхода привлекает нас в игре.
– Это безумие, – сказал Понтер.
– Не здесь, – ответила Вероника. – В силу определения: модель поведения большинства не может быть безумием.
– Но… но ведь ясно же, что невозможность предсказать исход раздражает и нервирует.
– Вас, – с обаятельной улыбкой согласилась Вероника. – Но не нас.
Мэри, до этого момента заинтересованно следившая за дискуссией, вмешалась:
– Вероника, вы ведь явно к чему-то клоните. К чему именно?
– Всё, что мы делаем здесь, в моей группе нейробиологических исследований, подчинено одной цели: объяснению классических религиозных откровений. Однако существует огромное количество верующих, которые никогда в жизни не испытывали таких откровений, но, несмотря на это, всё равно веруют. Это большая дыра в нашей работе, отсутствующий элемент в подробном объяснении причин того, что Homo sapiens верят в Бога. Но вот он, ответ, – разве вы не видите? Именно психология поощрения – этот небольшой фрагмент программного обеспечения нашего мозга – делает нас восприимчивыми к вере в Бога. Если где-то и правда существует Бог, рационально мыслящие существа ожидали бы от него рационального, предсказуемого поведения. Но наш не таков. Иногда он будто бы оберегает некоторых людей, а в другой раз позволяет монахине упасть в открытую лифтовую шахту. В его действиях нет разумной системы, и поэтому мы говорим…
Мэри кивнула и закончила мысль за неё:
– Мы говорим «пути Господни неисповедимы».
– Именно! – воскликнула Вероника. – Молитва не всегда удостаивается ответа, но люди всё равно молятся. Но народ Понтера устроен не так. – Она повернулась к неандертальцу: – Не правда ли?
– Не так, – согласился Понтер. – Я и без Хака могу сказать, что мы ведём себя по-другому. Если исход невозможно предсказать, если закономерность не удаётся выявить, то мы отбрасываем такую модель поведения как бессмысленную.
