– Расслабься, Никитос, тебе уже ничего не угрожает. Ну узнают они о твоей любовнице, тебе-то что?
– Говорю же, проклянут!
– Плевать! – пожал плечами Гусь. – Пускай клянут! Меня в своё время половина деревни прокляла за то, что я провода обрезал и продал, и ничего со мной не сделалось, как видишь! Живой, здоровый! – помахал руками, пошевелил бёдрами, но вдруг резко осёкся, нахмурился, присел и умолк. Больше в диалог решил не вступать.
…Вот и познакомились.
И темы для разговоров резко кончились.
Наступила гробовая тишина.
✦ ✦ ✦
…Такое чувство, будто тебе снова очень мало лет, и ты остался в детском саду совсем один, и твои родители никак не придут тебя забрать. Всех уже давно забрали и дома печеньем угостили, а тебя никак не забирают и даже, кажется, не собираются. А что это значит?.. А это значит, что не хотят тебя забирать. Значит, твои родители тебя не любят и, скорее всего, в данный момент, лёжа на кровати, смотрят неинтересный телевизор, а ты здесь один-одинёшенек бродишь по каменной поляне детского сада. Терпишь, терпишь, а потом как закричишь…
– Гавриил! Гавриил! – вскочила на ноги Любовь Константиновна и вскинула руки к Небу. – Гавриил, я здесь!
Месье Жарр расстроенно выдохнул:
– Молитвы, мадам, к сожалению, тут не помогают.
Взывать бессмысленно.
Больцер недовольно зыркнула на собеседника сквозь стёкла разбитых очков:
– Оставьте меня, Андрэ. Я не Архангела зову, а мужа.
Эй, Гавриил Валентинович! Почему ты не приходишь за мной?! Почему?! – поискала супруга глазами и, не найдя его нигде, вернулась на место, тоскливо ковырнула пепельный песок.
Присутствующие мужчины сочувственно поёжились. Сомов снял пиджак и заботливо накинул на плечи Судьи. Слов никто не произносил – не было необходимости.
«Здесь собрались только избранные грешники, другого объяснения нет, – думала Больцер. – Один жене изменяет, другой в тюрьме сидел, пилоты эти, артист… Это уже Чистилище, я абсолютно уверена. Непонятно только, что я здесь делаю… За какие такие грехи?..
Каждый пытался найти оправдание происходящему с ним. А точнее, непроисходящему.
«Это меня Ильинишна, старая кошелка, прокляла! Точно! – думал Валера Гусь. – Это она как потерпевшая орала, что мне ни счастья, ни здоровья в Жизни не видать, – почесал за ухом. – Хотя чего она там орала?.. Двух пацанов у меня как-то получилось родить, хватило, значит, здоровья… Фигня всё это. В глупости не верю. Не Ильинишна, значит, прокляла. Семёновна».
– Мы будто все оказались в каком-то фантастическом детективном фильме, и один из нас убийца! – зачем-то радостно воскликнул Леон Николаевич.
Глаза Олега Кротова и Валеры Гуся на мгновение встретились, напомнили друг другу о былом и разбежались по своим направлениям. К прошлому решили больше не возвращаться.
– Может, я ещё что-нибудь для вас спою, друзья?.. – хохотнул Сомов. – «Аве Марию»? Пожалуйста!
– Эй, Народный, прихлопнись немножко. Достал, – взял баритона за руку Валера Гусь и мягко, но настойчиво, усадил на место. – Не надо концертных номеров ради бога.
Леон Николаевич расстроенно запыхтел, но спорить не стал.
– А я отчаянно молюсь, молюсь, и всё никак, никак… – всплеснул руками француз. – Читаю, читаю и ничего не происходит!
Валера Гусь подмигнул:
– Так ты небось, Д’Артаньян, католические молитвы читаешь! А ты наши, православные, читай!
– А какая разница?
– Не знаю, огромная! У вас при крещении два пальца объединяются, а у нас три, значит, шансов больше!
