– Кхм, здравствуйте всем. Меня зовут Роман Евгеньевич, мне пятьдесят пять лет, я – писатель детских книг.
Вы наверняка меня читали.
Из присутствующих лишь артист Сомов что-то слышал об успехах Романа Евгеньевича, остальные деликатно промолчали.
– Я был женат… временно… давно… а это вообще надо рассказывать? – спросил он у Председателя.
– Рассказывайте, что хотите.
– Тогда я ничего не хочу рассказывать, я закончил, – сел на место, сложил руки на груди и замолчал.
«Какой неприятный угрюмый тип», – подумали присутствующие, но вслух никто ничего не озвучил.
– Прошу дальше.
– А я это… я Валера Гусь. Ну, то есть у меня фамилия такая – Гусин. Валера Гусин. Мне тридцать лет, и я… индивидуальный предприниматель. Торгуем там… разное.
– Интересно, чем это вы там торгуете? – с подозрением посмотрела на Гуся Любовь Константиновна. – Что-то запрещённое?
– Не понял, – Валера дёрнул губой. – Это что сейчас такое?.. Допрос, что ли?..
– Нет, это не он.
– А почему у меня складывается такое впечатление, будто вы меня, женщина, собираетесь судить, а? На каком это, мать вашу, основании?
Любовь Константиновна выдержала многозначительную паузу:
– Я никогда никого не сужу. Лишь осуждаю.
– Ха! – всплеснул руками Гусь. – Какое крутое оправдание собственным гадким поступкам!
Она возмутилась:
– Попрошу не навязывать присутствующим своего личного мнения!
– И вас я тоже попрошу никому ничего не навязывать! Ишь ты, мать! Мне ещё и после Смерти перед вами, судьями, оправдываться! Хрен! Я своё отсидел, понятно?
Больцер не позволила себе даже щекой пошевелить:
– То есть вы не хотите нам рассказать, чем торговали на своём индивидуальном предприятии?
Валера сплюнул на землю:
– Рыболовными снастями я торговал, понятно? И кормом для домашних животных. Этого для суда достаточно?
Было достаточно.
– Ух, наглая тётка, – толкнул Валера в бок артиста Сомова.
Тот не обратил внимания, так как был занят застёгиванием верхней пуговицы на рубашке – следующим говорить предстояло ему.
– Приветствую, друзья мои! Моя фамилия, как вам известно, Сомов, – широко улыбнулся, ожидая, видимо, аплодисментов, но аплодисменты не последовали. Лишь ладони Лобкова на мгновение приблизились друг к другу, но вовремя одумались и вернулись на колени. – Не хочется долго говорить о себе. Я – Народный артист, у меня куча наград, премий. Недавно записали вместе с молодым исполнителем… Как же его зовут?.. Ну неважно. Записали новую, я считаю, очень хорошую песню, и мальчик, который со мной пел, тоже весьма талантливый, харизматичный, только поёт плохо… Ладно, что я о себе да о себе, – скромно отмахнулся и увёл взгляд под ноги, но тут же вернул. – Недавно организовал тайный благотворительный фонд имени меня. Уже есть неплохие результаты.
– А я знаю ваш Фонд! – по-приятельски шлёпнул по коленке Леона Николаевича Валера Гусь. – Вы деньги для детей собираете. По всем каналам вашу рекламу крутят! Я заколебался перещёлкивать!
– Да, собираем, – печально покачал головой Сомов. – Но с сожалением хочу заметить, что у нас очень жадный народ. Не такое это простое дело – благотворительность.
Собравшиеся закивали головами, но в глубине души каждый засомневался.
Уговорить артиста перестать рассказывать о себе было непростой задачей. Дело дошло до вокального цитирования любимого отрывка из оперы «Божественная комедия».
Пришлось прослушать. Аплодисменты последовали жидкие. Любовь Константиновна потёрла виски и передала слово следующему.
