Небеса в единственном числе - страница 14
«Я более чем такого же мнения, – подумала я, – мы с папой это обсуждали, когда он ещё был жив, но, как сказала бы Гельфанд, кто на меня нападает, чтобы я это защищала? Впрочем, пока не защищаешься, они не нападают… Может, всё-таки передумает защищаться?»
6а
Зачем защищать банальность? Она сама постоит за себя, защитится от кого и чего хочешь – стоит только захотеть. Мне, правда, не хотелось – особенно после встречи с Аней.
Я посмотрел на себя в зеркало и расхохотался так, что оно чуть не треснуло изнутри. Часы временно остановились, посмотрели на меня, хохочущего с обеих сторон зеркала, и поспешили вперёд, навёрстывая упущенное.
7
Животных положено любить. Улыбаться и восхищённо млеть при виде выгуливаемой собаки, чувствовать и выказывать доходящее до подобострастия умиление. Помнится, один из моих не совсем состоявшихся поклонников твёрдо сказал:
– Кто не любит животных, тот не любит людей.
Пришлось частично согласиться и полюбить вместо него другого кандидата – правда, всё же человека. Он, разумеется, так же спокойно не любил животных, как и я. С ним я тоже рассталась, но по другой причине, сейчас уже не помню, по какой. Ах да, вспомнила: он был недоволен тем, что я довольна жизнью в большей степени, чем недовольна. Недовольство жизнью я не люблю примерно так же, как животных.
Как говаривала Римка, я себялюб, но не собалюб. Не знаю, правда, как это в женском роде.
На воскресенье у меня было запланировано повести Даню в цирк. Он никогда ещё не видел тигров, разве что в зоопарке и в «Полосатом рейсе». Но в зоопарке тигр – это одно название, от него только запах и остался. Я, конечно, восхищалась вместе с Даней и восклицала «Ух ты же ж!», хотя тигры в клетке – чем они реальнее медведей на бывших конфетах? В «Полосатом рейсе» намного лучше, но живые тигры для Дани были бы не то что кино, пусть и такое классное.
Я пришла с работы – вернее, с очередного собрания и работы. В почтовом ящике журналов сегодня не было. Радость каждый день – это счастье, а до счастья ли в переходный период? Хотя, думаю, толстые журналы расходились бы, даже если бы их печатали, как обычные газеты или, скажем, «Аргументы и факты». Из «Известий» Саша уже вырезал групповое фото очередных реабилитированных и с Даней наклеивал его в самодельный альбом «Они сражались за Родину».
«Что, и Гришка-разбойник сражался? – чуть было не ляпнула я при ребёнке. – И подельник его Лёвка-псевдоинтеллигент?» Не при ребёнке – ляпала, не скрою. Да и скроешь ли?
Поцеловала Даню – мы с ним вышли из дома на соседнюю с галереей улицу. Солнце как раз медленно садилось за горы, так медленно, словно у него больная поясница и сесть поэтому – проблема. Пошли, никуда не спеша, мимо музея. Грин – не мой писатель, но музей писателя – это, как говорила Раиса Васильевна, в невольном переводе на русский, – нетривиальная идея. Поднялись к Главпочтамту.
Кому бы отправить телеграмму или лучше открытку? Телеграммы я люблю меньше: в них нет предлогов, а как обойтись без предлога?
Например, как без предлога зайдёшь в гости, пусть даже к друзьям? Ну, к Светке ещё куда ни шло, пятьдесят на пятьдесят. А Римка, если без повода, обязательно окажется занята личной жизнью. Да и я тоже: если ко мне когда без предлога, то мало ли.
Хотя к Светке сейчас более чем проблематично… Даже не успели выпустить с нею первый номер нашего журнала, как она слиняла. Хорошо хоть фамилию не сменила, а то была бы сейчас… никак не запомню альтернативу. Что-то розовое – то ли поле, то ли куст. Сашин, кстати, знакомый, только не историк, а программист. Судя по всему, в Бостоне с программистами напряжёнка. Они, правда, потом переехали в Канаду. Тамара Тимофеевна и у Ефим Ильич уехали раньше: всё-таки Тамара Тимофеевна на своём настояла.