Он закинул ей руку за плечо и притянул к себе:
– Только когда светло…
Арлетт засмеялась, потом резко посерьезнела и спросила:
– А что было в этом ларце, как думаешь? Наверное, что-то очень ценное, раз тот человек перед смертью завещал тебе передать своему другу. Они были друзьями, не так ли?
– У меня создалось впечатление, что даже очень большими друзьями, – ответил Ретагор, вновь возвращаясь к событиям минувшей ночи. – А что касается того, что было в ларце, то я не думал об этом. И не хочу думать. Это не мое дело. Свое дело я выполнил и получил награду.
– А если бы не получил награду, разве не сделал бы? – с иронией спросила Арлетт. И ответила сама же: – Сделал бы все равно.
Ретагор сел, поджав под себя ноги и уставившись на нее несколько недоуменным взглядом:
– Мне кажется, что ты любой вопрос переворачиваешь в изучение моего поведения.
Она улыбнулась и потрепала его волосы:
– Это неудивительно. Я хочу узнать тебя хорошо. И знаешь, никогда такого желания у меня не было. Может, я взрослею?
Или влюбилась, чуть не вырвалось у Ретагора, но это было столь заметно по ее поведению… Но он не хотел ее смущать, похоже, она из тех женщин, которых такие разговоры выбивают из колеи. Что ж, это вновь произошло. Нежданно-негаданно. После случайной ночной встречи на улицах незнакомого города. Но если Ретагор и раньше замечал, что женщины часто не могут обойти его вниманием, а сам он от таких встреч и таких знакомств старался держаться подальше, чтобы не привязываться ни к кому, то что же произошло сейчас, когда ему приятно это внимание, он понимает, что дорожит им, думает прежде, чем что-то сказать, хочет угодить и не обидеть? Куда девался тот неотесанный лесной бродяга, одиночка, лишенный романтики? Ретагор мысленно пожимал плечами, когда в голове мелькали эти вопросы, а большей частью старался о них не думать. А вслух произнес:
– Не знаю. Ты, кстати, натолкнула меня на мысль…
– Какую?
– Понимаешь, этот человек, тот, которому я передал ларец, предложил мне что-то вроде работы, но даже не пояснил, в чем именно она может заключаться. Уж не был ли он уверен, что я откажусь?
– И что тут такого? Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что никакая работа, ничто, кроме вольного ветра, тебе не мило.
– Нет, что-то тут не так. У него был такой взгляд… Как тебе описать? И еще когда я только вошел, мне показалось… Словно, он видит меня насквозь. Словно, заранее знает, что я скажу, словно знает мои мысли.
– Ты думаешь, он чернокнижник? – испуганно прошептала Арлетт, задохнувшись от этих слов.
Ретагор покачал головой.
– Не знаю, но вполне может быть. И эти свитки, я ведь ничего не понял, хотя умею читать. И этот ларец. Что в нем?
– Ага! А говоришь, что не думаешь об этом? Перестань, Ретагор, мне стало страшно.
Ретагор погладил по голове девушки, прильнувшей к его груди.
– Не бойся. Больше не буду об этом говорить.
– И думать!
– И думать.
Они еще долго лежали, глядя в ярко-голубое небо, и тихонько переговаривались. Им так понравилось это местечко, что они собирались сходить в Велин купить немного еды и вернуться сюда, чтобы провести ночь. Они знали, что в период ярмарок и празднеств к подобным вещам относятся более терпимо, хотя в другое время – они могли оказаться в темнице, чего ни ему, ни ей не улыбалось. Но сейчас праздник, все веселятся, сейчас можно все, только нужно быть настороже.
