«Лишь бы Исари ничего не узнал», – подумала она, стирая со лба остатки пудры. Но мольбы её были тщетны: она столкнулась с Исари у самой мастерской. Царь был бледен и зол, а Иветре, стоявший за его спиной, усмехался нервно и, как на мгновение показалось Этери, торжествующе.
– Только не делай глупостей, – быстро сказала Этери, хватая Исари за парчовый рукав. Рука неприятно скользнула по жёсткой материи. – Позволь, я сама с ними поговорю.
От природы Исари был вспыльчив, упрям и имел привычку вначале делать, а потом думать – как, собственно, и его младший брат, но болезнь наложила на характер царя свой отпечаток, научила терпеливости. Однако иногда, в таких вот случаях, всё это приобретённое хладнокровие давало брешь.
Исари повёл плечом, стряхивая руку Этери, как прилипшую паутину, и сказал, не глядя в её сторону:
– Я сам разберусь.
Этого она и боялась. Этери снова схватила царя чуть выше локтя.
– Дай мне хотя бы увести Лейлу!
Исари усмехнулся:
– Забирай. Это избавит меня от унизительной роли неудачника-рогоносца.
Они вошли в мастерскую одновременно. И увидели то, что ожидали увидеть: как прильнули друг к другу цесаревич и камайнская принцесса.
– Как это понимать? – спросил Исари холодно и резко.
Они отпрянули друг от друга. Лейла смотрела испуганно, Амиран – с вызовом. Камайнская принцесса подняла руки, сказала дрожащим от слёз голосом:
– Ваше величество… это я. Я виновата.
Амиран поднялся с колен, задрал подбородок, прищурился:
– Врёт. Если кто виноват, то это я.
– Княгиня, – сказал Исари, обернувшись к Этери. – Я поручаю принцессу вашим заботам.
Этери поклонилась, схватила замершую Лейлу за руку и вышла, почти выбежала из мастерской. На полпути Лейла остановилась, попыталась вырваться из крепкого захвата, заплакала:
– Я не хотела, не хотела… Я всегда знала, что меня выдадут замуж не по любви, и думала, что не влюблюсь никогда… И вот. Что будет с Амираном? Его лишат милости? Отправят в ссылку? Казнят?
Этери крепко обняла её, поцеловала в лоб, ощутив на губах вкус пудры, принялась успокаивать. Когда рыдания стихли, Этери сказала:
– Пойдем в мои покои. Нам надо успокоиться – и тебе, и мне.
Лейла спросила:
– Это правда, что договор подписан? Что помолвка уже заключена? Салахад не считает нужным посвящать меня…
Этери кивнула.
– Я видела подписи на бумаге. Подписи твоего отца и Исари. Если разорвать помолвку даже для того, чтобы заключить её с цесаревичем…
– Отец на это не пойдёт. Будет война, – вздохнула Лейла.
– Мне очень жаль, – искренне сказала Этери.
Она не видела в этой девушке соперницы. Ни в одной земной женщине она не видела соперницы в борьбе за сердце Исари. Только Смерть была её врагом, и уж с ней-то Этери сражалась, как могла.
– Что же вы молчали, дети? – спросила она, ни к кому не обращаясь.
– Я собиралась молчать и дальше, – сказала Лейла, вытирая глаза рукавом. Сурьма размазалась, Этери вздохнула. – Я… я знаю своё место. Я лоно на ножках, я тень влияния отца, я…
Было видно, что она снова собирается заплакать. Этери обняла её, не давая договорить.
– Будет, будет… – бормотала она неловко, пытаясь успокоить камайнскую принцессу, будущую багрийскую царицу. – Пойдем, выпьем вина.
Они взялись за руки, пошли по коридору, поддерживая друг друга. Этери отправила служанок на кухню и в погреб – за вином и закусками, а потом самолично помогла своей гостье умыться и привести себя в порядок.
