– Собрание сочинений, – подсказал Андрей. – Сколько здесь томов?
– Один, два, три… – её пальцы, как мыши, забегали по книгам. – Одиннадцать.
– Отлично. Я взял сумку. Положу сюда эти книги и её очки. Остальное мне не увезти.
– Прикажете утилизировать?
– Утилизировать?
– Ну, может быть, раздать?..
– Да-да, раздайте. Это будет правильно.
– Как скажете.
К вечеру всё было окончено. Странно, но на церемонии прощания не было никого, кроме него, санитарки и пары пожилых женщин, скорбно поджавших свои сухие морщинистые губы, – то ли маминых подруг, то ли соседок, пришедших просто из любопытства. Музыки тоже не было, и только потемневшее небо, сжалившись над ними, слегка подрагивало, перебирая клавиши огромного невидимого органа, вторившего нежно-торжественным звукам скрипок. «Альбинони. Адажио в соль миноре, – узнал мелодию Андрей. – Конечно, что же ещё». Потом они все вместе пошли на кладбище, где уже была подготовлена могила глубиною метра три. Она казалась бездонной, и Андрей испугался, что, посмотрев в неё, он увидит что-то, что не предназначалось для его глаз. «Покойников всегда зарывают поглубже, – подумал он. – Но это не ради них, им-то уже всё равно. Это делается для живых – для того чтобы они поняли саму суть смерти».
Он вернулся домой под утро, и его плечи ломило от непривычной тяжести книг и мыслей. Надо было поспать, чтобы не видеть, как рассвет расщепляет день на до и после, чтобы немного пригладить свои мысли, чтобы поставить точку в этой истории и больше не возвращаться к ней. Но сначала – разобраться с книгами. Поставить их куда угодно, хотя бы на эту полку, где он хранил всякие безделушки, к которым никогда не притрагивался. Он даже не помнил, откуда у него накопилось столько хлама, ведь обычно вещи имеют какой-то смысл, содержат в себе воспоминания или хотя бы намёк на своё предназначение. А эти предметы были тусклыми и обезличенными, как если бы они уже родились старыми и никому не нужными.
Стараясь не смотреть на то, что он берёт в руки, Андрей быстро сгрёб в коробку содержимое полки: пузырёк с лекарством от простуды, фонарик, сломанный пульт от какого-то прибора, часы, в которых давно села батарейка, разноцветную баночку, кажется от леденцов, пахнущую ржавым железом… На их место одна за другой гордо вставали книги – книги, которые, в отличие от хлама, были настоящими, потому что они принадлежали его маме. Сначала первый том, потом второй, за ним – третий, и так до тех пор, пока очередь не дошла до восьмого. То есть до того, что должно было им быть, потому что восьмого тома не было. Был девятый, десятый, одиннадцатый и двенадцатый. Андрей открыл седьмой том. «Идиот (окончание)». «Идиот? – он усмехнулся. – Вот тебе и окончание. А что, интересно, в девятом? "Бесы (окончание)". Странно. У "Бесов" есть окончание, но нет начала. Наверное, оно осталось в санатории, с мамой. Надо непременно позвонить туда и попросить прислать».
– Что-то ты, красавчик, неважно выглядишь… – Стёпка внимательно смотрел на Андрея, пытаясь сообразить, в чём же заключается это «неважно».
– Да нет, это тебе кажется. Я просто подустал за последнее время. И эти книги ещё…
– Какие книги?
– Мамины. Кто-то потерял восьмой том из собрания сочинений. Мама бы очень расстроилась, если бы узнала об этом. Она во всём любила порядок. Вот, смотри.
Серо-зелёные тома были аккуратно выставлены на полке, как рота солдат, готовых к бою. Только вот боя никакого не было, да и рота была неполной, и это невыносимо раздражало Андрея. «Лучше бы не брал их вообще!» – думал он и старался не смотреть на это вопиющее несовершенство.
