Небо 27 - страница 9



«Это лишь мысли, красавчик, – сказал он самому себе. – Глупо их бояться. Точно так же, как глупо бояться смерти».

Автобус чуть раскачивался и то и дело подпрыгивал на едва ощутимых неровностях дороги. Андрей прикрыл глаза и приготовился немного поспать, ведь сегодня он встал намного раньше обычного, потому что вчера умерла мама.

«Почему мне в последнее время кажется, что что-то где-то сломалось? Сломалось во мне, или в мире? – мысли снова слетелись в его голову, как мухи на кучу навоза. – Почему те ключи, которые раньше открывали нужные замки, теперь поворачиваются с таким трудом, как будто они погнулись и заржавели? И не случится ли так, что в какой-то момент эти ключи вообще не подойдут? Как мне тогда жить? Чего хочет от меня этот мир? Неужели нельзя просто сказать, что мне делать, как вести себя, что чувствовать? Нет, я не схожу с ума, это было бы слишком простым объяснением. Здесь что-то другое, и почти понимаю, в чём дело, но почему-то картинка всё равно не складывается. Когда это всё началось? Со смерти мамы или раньше? И было ли это "раньше", или я просто вдруг появился из неоткуда на этом ослепительно солнечном балконе со спутанными волосами и с облаком, застрявшим у меня над головой, и теперь мне надо встроиться, приспособиться к этому миру, который изначально предназначался не для меня? Я должен обязательно разобраться во всём, и для этого мне надо лишь понять, боюсь ли я смерти. Если да, то всё это реально. Никто и никогда не сможет подделать страх смерти, потому что он зарождается в нас вместе с любовью к жизни, ко всему, что нас окружает с рождения, – к этому небу, к людям, к маме, к себе самому, наконец. И чем сильнее страх смерти, тем сильнее наша связь с этим миром, и тем реальнее он становится».

Андрей и сам не заметил, как автобус плавно подвёз его к остановке, и водитель объявил, что их маршрут окончен, и пожелал всем отличного дня. До санатория надо было идти пешком около двадцати минут, и Андрей вдохнул полную грудь чистейшего июньского воздуха и сделал шаг по тропинке, которая незамедлительно отозвалась под его ногами приятным уютным шуршанием. Несмотря на отличную погоду и умиротворяющий пейзаж, Андрею было немного не по себе. Он думал о матери. В последний (теперь он уже точно знал, что в последний) раз он видел её лет пять назад, когда приезжал к ней то ли поздравить с днём рождения, то ли подписать какой-то документ на квартиру. Какая она сейчас? Сильно ли изменилась? Думала ли о нём перед смертью? Вспоминала ли их прогулки по парку и ту монетку, которая так и не досталась автомату?

Санаторий располагался на небольшой возвышенности и был окружён живой изгородью, аккуратно выстриженной каким-то очень умелым садовником. Пожилые мужчины и женщины в светло-голубых пижамах неспешно прогуливались вдоль ровных дорожек, покрытых гравием, а некоторых из них везли в инвалидных колясках заботливые медсёстры, одетые в белоснежную униформу. Андрей подумал, что не хотел бы здесь оказаться на старости лет, хотя сам и не понимал, что именно ему не понравилось. В вестибюле его встретила санитарка лет тридцати пяти и сообщила, что, пока тело матери готовят к прощанию, он может пройти в её комнату и забрать те вещи, которые хотел бы оставить себе. Они поднялись по массивной каменной лестнице на третий этаж и проследовали по коридору, по обеим сторонам которого были расположены одинаковые матово-белые двери, скрывающие за собой чьи-то жизни, вернее, то, что от них осталось. За одной из таких дверей его мать провела последние десять лет, а теперь в её комнату должны были поселить нового жильца, которого ждала та же участь. «Люди – очень хрупкие существа, – подумал Андрей. – Даже время способно убить их». Санитарка почему-то посмотрела на него и как будто между прочим произнесла: «Очень хорошо, что вы приехали. Ей было бы приятно увидеть вас здесь». Андрей кивнул, не понимая, зачем она говорит то, что он сам прекрасно знает.