– Прикольно.
В нашем отеле на завтрак подавали прекрасные фрукты и свежую выпечку с отвратительным кофе. Сначала я пыталась себя убедить, что он нормальный. Потом смирилась и пила через силу. Затем даже начала получать удовольствие: напиток уже не казался мне похожим на разведенные в воде чернила, я даже стала улавливать его запах. Человек – удивительное существо, ко всему привыкает, вот хорошая иллюстрация того, как мы подменяем понятия в своей голове, и любое негативное влияние учимся трактовать как само собой разумеющееся.
Дочка уплетала блинчики с таким аппетитом, как будто три дня не ела. «Конечно, чтобы много плавать и ходить пешком, нужны силы», – подумала я.
Она налила себе красный сок, по вкусу напоминающий смесь апельсина с гранатом – Наташе в плане напитков повезло гораздо больше, чем мне. Сегодня у нас на тарелках красовались дольки манго и арбуза, спелая мякоть таяла во рту. Я разрезала фрукты на маленькие кусочки и отправляла их в рот, накалывая их на вилку и запивая все это черным кофе. Вдруг вспомнилась одна история…
Каждое лето всей семьей мы традиционно поводили в деревне. В августе наступала пора арбузов, и они мне казались гигантскими (может, потому что я была слишком маленькой).
…Мы с папой едем на машине вдвоем. В конце августа у дедушки день рождения, и мы всегда привозим ему в подарок огромный арбуз. Он трясется в багажнике, заваленный другими покупками, свертками с зеленью, пакетами с овощами. Арбуз мне кажется необъятным и тяжелым, и я всю дорогу ломаю голову, как же папа будет его тащить в дом? Вот, мы приближаемся к воротам, от колес к небу поднимаются столбы пыли. Лает собака, я первой выхожу из машины, а папа сидит и ждет, пока я открою калитку.
– Дедушка, мы приехали!
Вдруг из-за ворот показывается ржавая тачка, а следом за ней за ней вырисовывается фигура дедушки. Из багажника арбуз перемещается в тачку и едет как важный пассажир во двор. Я тоже хочу прокатиться, как арбуз, и сообщаю об этом папе. Он смеется, затем берет меня за руку и ведет под навес, аккуратно выкатывает гигантский арбуз на землю и показывает жестом: «Садись!» Папа везет меня на улицу, куда-то вниз по пригорку, по ухабистой дорожке, я пищу от восторга.
Справа растут вишни, и от их густой тени становится прохладно, а слева за решеткой важно разгуливают утки и индюки. Индюки страшные, а вот утки – не очень. Бабушка кормит птиц зерном, меняет им воду каждый день и всегда велит мне стоять рядом. «Они тебя не тронут, пока я с тобой», – объясняет она, но я все равно панически боюсь. У индюков очень некрасивые красные наросты над клювом и вокруг глаз.
– Да ты же моя хорошая, моя девочка, моя красивая, нежная, – приговаривает бабушка, поглаживая индюшку. – Иди сюда, иди, погладь, – зовет она меня.
Но я делаю шаг назад и отвечаю:
– Бабушка, я люблю их только жареных…
Бабушка смеется, собирает старые миски, и мы идем обратно.
Я вижу приближающиеся вольеры с индюками, и мне становится жутко. Вдруг поворачиваюсь к папе и говорю ему:
– Давай уедем отсюда побыстрее!
Папа разгоняется, толкая тачку вверх по дороге, я вцепляюсь в бортики изо всех сил – как бы теперь не вывалиться отсюда, не разбиться… У нас с папой много счастливых моментов…
Насколько я помню, папа всегда был вспыльчив. У него существовало только два настроения: исполненное вселенской радости и бешеное от гнева. Если что-то случалось, то он тут же начинал кричать: не важно, по делу или нет, просто выдавал такую реакцию. Лишь спустя годы я смогла распознать, что там находится, за маской агрессии. Мне казалось, что только сейчас, когда выросла, я действительно начала его понимать.
