"Да прибудет в неведении этот достопочтенный рогоносец, Сулейман Дада, мир его помыслам". – Отчего-то сознание успело выдать именно такую мысль, на таком прекрасном моменте. – "Бедный, бедный Сулейман Дада!"
Замечательное получилось начало. Но… ох, уж это "но", вторгающееся столь грубо в лучшие эпизоды и переворачивающее всё хорошее с ног на голову! Звон, разбиваемого в дребезги, оконного стекла и разлетающиеся, во все стороны, куски стеновой штукатурки, вдруг, стали самым неудачным салютом для разгоравшегося пламени чувств. Грохот очередей крупнокалиберного пулемёта разрывал упоительную прелесть тропической ночи. Естественной реакцией, сразу показалось, упасть пониже, чтобы не словить, своим туловищем, армированного свинцового орешка, который, чёрта с два, потом переваришь. Вопрос сексуальных отношений резко ушёл на десятый план.
– Что за хрень?! – Вопрошал Александр по-русски, только не понятно у кого, пытаясь прикрыть собой Амину от осколков разлетающегося стекла и штукатурки. Да, сейчас он не обращался с тем вопросом к кому-то конкретно, но, не понятно почему, в подсознании Гурзанова, промелькнула дурная идея, увидеть причину этих начавшихся военных действий – в образе разгневанного Сулеймана Дада, вооруженного до зубов и жаждущего крови обоих сладострастников. Глупо, конечно, так, с перепугу, чего-то вдруг подумалось.
– Большой пулемёт. – Сказала Амина, кажется, не сильно-то и испугавшись.
– Я понял, что не мухобойка. Какие козлы стреляют: вот в чём вопрос?
Словно ответом ему, с улицы донеслись яростные крики, восхваляющие Аллаха и всех пророков его.
– Ваши?! – Произнёс Александр, совсем не политкорректно и с явной издёвкой, намекая на палестинское происхождение Амины. – Исламисты-беспредельщики, если эти мракобесы начнут дома прочёсывать, то нам – крышка. Хотя, может быть, тебя и в гарем возьмут наложницей, ты красивая.
– Ты тоже красивый, так что, не переживай, есть шанс, что и тобой слегка попользуются. – Не менее колко ответила ему Амина, а потом, довольно больно, прикусила Сашке ухо, которое оказалось слишком близко к её белым и ровным зубкам.
– Ой, бля! – Чуть взвизгнул Гурзанов. – Ты что творишь?! Это ж ухо моё любимое, его так сильно грызть нельзя!
Не сильно переживая о том, что одет он не больше статуи Давида, Александр прополз в прихожку, на четвереньках, стараясь не высовываться выше разбитого пулемётом окна. Его интересовала сумочка Амины, вернее зеркало в пудренице. Девушка даже не успела запротестовать по поводу бесцеремонно вытряхнутой сумочки, как поняла причину, сей дерзкой выходки. Саня закрепил зеркальце на конце длинного обувного рожка, ловко сообразив использовать для того магнит с холодильника, получился прекрасный наблюдательный прибор, с которым он вернулся к окну, соблюдая осторожность.
– Два пикапа с пулемётами. – Вполголоса доложил он об увиденном. – Надеюсь, их не твой муж прислал… Вот чёрт! Эти скоты зажигают фитили на бутылках. Живо в туалет! Не то и нам сейчас в окно прилетит пузырь с тем, что выпить не захочешь. Давай, милая давай, шевели своей смуглой жопкой.
С половины сказанного, Александр опять перешёл на русский, но Амина не потратила времени на то, чтобы вернуть его к английскому, ибо основной смысл сказанного и так был понятен. Отступая в направлении санузла, она успела прихватить не только свою одежду и разбросанное содержимое сумочки, но ещё и ухитрилась сдёрнуть покрывало с кровати. Александр, по началу, не понял, для чего ей понадобилось это покрывало, в такую развесёлую минутку. Сам-то он уходил в чём есть, то бишь, вообще, без ничего, аки в новую светлую жизнь.
