– Ну, понятно, – сказал Никифор, глядя внимательно на Слоника.
А внимательно он глядел потому, что, во-первых, являлся главарем банды, а, во-вторых, был психологом.
Между прочим, главарь банды и обязан быть психологом, иначе что ты и за главарь, если ты не психолог, ну а коли ты психолог, то ты и обязан глядеть со вниманием – хоть на Слоника, хоть на кого угодно другого.
– Будем считать, – сказал Никифор, – что единогласно… Стало быть – артистов не шерстим. Пускай они себе поют свои куплеты и оратории… пускай играют свои мизансцены… и иные прочие акты.
Само собою, что и куплеты, и оратории, и акты, не говоря уже о мизансценах, появились в лексиконе Никифора после того, как лихая година свела его с Филологом.
Бывает же такое, что, допустим, какой-нибудь один человек пройдет по жизни, затем уйдет, и никакого о нем воспоминания ни у кого так и не останется. А, допустим, другой человек, не успев еще как следует и возникнуть, до того обозначит свое присутствие промеж людей, до такой степени зацепит души тех, с кем он общается, что хочешь ты того или не хочешь, а все едино ты будешь об этом человеке и вспоминать, и выражаться его словесными оборотами, и отчасти смотреть на мир его глазами – и ничего ты с этим обстоятельством поделать не сможешь, как ни старайся.
Филолог, без сомнения, принадлежал ко второй категории. Такая вот, значит, получалась необъяснимая сентенция…
– Ты это чего? – тем временем еще раз спросила Азбука у Слоника.
– Так, ничего, – ответил он. – Накатило что-то… призадумался. Тоска, понимаешь, какая-то… вот здесь, внутри. Будто там плачет кто-то…
– Брось сейчас же! – строго приказала Азбука. – Брось, слышишь! Не время! Потом, когда сделаем дело… потом разберемся, кто и почему там у тебя плачет. А сейчас – не надо. Сейчас надо быть злым, холодным и сосредоточенным.
– Хорошо, – покорно сказал Слоник и погладил Азбуку по волосам. – Потом разберемся, кто там у меня плачет…
– Дурак ты малохольный, – грустно сказала Азбука. – Ой, какой же ты у меня дурак…
Между Слоником и Азбукой были, деликатно выражаясь, отношения. Оттого-то Азбука и сидела рядом со Слоником плечом к плечу, оттого-то она своими волосами и гладила Слоника по щеке, и оттого-то и употребляла она такое интимно-филологическое словосочетание как «дурак ты мой малохольный».
Давние были отношения между Азбукой и Слоником, вот уже лет десять как, а, может, и того больше.
Обычно между бандитами таких долгих отношений не бывает – по разным причинам.
А между Слоником и Азбукой такие отношения присутствовали. Чем-то они друг дружку зацепили, чем-то один одного они к себе притянули: Азбука – Слоника, а Слоник – Азбуку. Зацепили, значит, притянули и друг друга не отпускали… Я понятно разъяснил суть этого лирического хитросплетения?
Ну, тогда двигаем дальше.
Как выразился бы Филолог, шествуем по ходу развития сюжета.
– Итак, – подвел окончательные итоги Никифор, – решено: артистов – не касаемся. Пускай их…
– Да, но как же узнать – артист он или, допустим, не артист? – спросил Коммунист, который был бандитом во всем туповатым.
Он был до такой степени туповатым, что, например, однажды, года полтора назад, сдуру едва не утащил кейс у прибывшего в П-ск здешнего губернатора Барабанова.
Губернатор Барабанов, значит, изображая из себя руководителя демократического пошиба, прибыл в П-ск на попутном московском поезде в окружении целой толпы телохранителей, секретарей и прочего казенного люда, остановился на п-ском перроне и залюбовался п-скими сомнительными, утопающими во тьме окрестностями.
