Женьке сам Бог велел стать переводчиком. А он в армии попал в ракетчики ПВО, а оттуда добровольно-принудительно в Сирию. А там во время израильского авианалета получил контузию. Почти ослеп. От былого самоуверенного Женьки не осталось и следа. Я случайно встретил его на Фархадском базаре уже лет через семь-восемь после того, как мы пришли со службы. На Женьке были очки с толстенными линзами. Да и сам он был потухший. Рассказал мне свою историю, но зайти в гости посидеть, познакомиться с женой и детьми что-то отказался. На том и расстались.
Но давайте вернемся в беспроблемное детство.
Женька с Лариской были для меня дополнительным окном в мир. Лариска всегда все знала и про собак, и про модели, и про пистолеты-луки-арбалеты, и про новомодную музыку и ее исполнителей. Была девочкой-энциклопедией, причем многое могла сама мастерить на самом высшем уровне. Женька такими знаниями и способностями не обладал, зато всегда готов был поддержать соседку в ее очередном начинании или увлечении. Я на их фоне смотрелся бледновато. Знаний особых не имел, силой тоже не обладал. Лариска регулярно подпитывала меня книжками с фантастикой, пыталась сделать из обезьяны человека, но вот умение аккуратно сделать своими руками настоящую ВЕЩЬ так и не привила. Я с воодушевлением следовал за ними в выборе приключений, игр, спорта, но никогда не вырывался в инициаторы.
Мы решительно совершали набеги на плодовые деревья, которые по недосмотру оказались не на территории личных садов и подворий (например, соседские сады в коттеджах были табу). Также не трогали участки, прилегавшие к многоэтажным домам, на которых жители пытались вырастить себе подобие личного сада-огорода.
Главным источником фруктов-ягод были деревья и кусты, росшие на территориях детских садов, больниц и производственных организаций. Лучшими в этом плане были детские сады. Почему-то с поспеванием черешни, вишни, персиков, абрикосов никто из работников не задумывался собрать эти кладези витаминов и пустить их в компоты-десерты воспитанникам садиков. Оно и понятно. Меню было расписано и утверждено в высших инстанциях, а для собственного употребления нянечки и воспитательницы предпочитали не лазать на деревья, а спокойно купить все на базаре за копейки.
Но нас манили не столько витамины на ветках, сколько сам кураж – найти, залезть, нарвать, наесться. Дома все это лежало мытое в корзиночках-фруктовницах на столах. Но там не было куража!
В мае-июне урюк (как мы на узбекский манер называли абрикосы) оформлялся уже во вполне съедобные кислые плоды с мягким прозрачным зародышем косточки. В это опасное время урюки страдали от набегов малолетних любителей кислого, а сами любители нередко страдали от расстройства желудков. Правда, иногда еще попадало от хозяев урюка (в основном словесно), но это не в счет, это издержки, они входят в комплекс услуг.
– Я знаю дерево, – похвастался однажды Женька, – Урюк – Во! – он показал пальцами величину, будто это уже спелые плоды. – Мы с матерью в больницу ходили. Там растет. И никто не охраняет.
– А чего же его те, кто живет рядом, не съели? – справедливо заметила Лариска.
– Не знают, – ставя точку, сказал Женька.
– Интересненько… А кто-нибудь соленый урюк пробовал? – спросила Лариска с видом гурмана, интересующегося у папуасов вкусом местных трюфелей.
– Да ну, дрянь, урюк должен быть сладкий, – убежденно заявили мы с Женькой.
