Когда через неделю в выходной приехали родители, я попросился домой. Сказал, что соскучился по ним, наверно состроил умильное лицо кота из «Шрека». Родители приняли во внимание, что я уже отбыл один положенный срок и забрали меня домой.
По приезду я радостно встретил Женьку и Лариску. Все были в сборе. Друзья тоже недавно приехали после первой смены в лагере и теперь делились впечатлениями. Я решил удивить их своим новым умением – постройкой ракет, но задумал пойти дальше и сделать не просто ракету, а построить ракетоплан, то есть самолет с ракетным двигателем. Для двигателя пришлось позаимствовать блестящий алюминиевый колпачок от маминой почти истраченной губнушки. Топливо было терпеливо начищено с головок десяти коробков спичек. Окончание работ по постройке ракетоплана совпало с наступлением темноты.
Ракетоплан установили для взлета на тупиковой бетонной дороге за домом. Место было выбрано так, чтобы в случае удачного запуска ракетоплан успел бы приземлиться не в кусты, а на ту же дорогу.
Зрители разошлись в стороны.
«Ключ на старт! Ключ на дренаж!! Зажигание!!!»
Из двигателя вырвался шумный факел искр, осветив бетон дороги, иву и взволнованные лица участников запуска. Несколько секунд факел тужился сдвинуть ракетоплан с места. Потом вспыхнул особенно ярко и погас. В этот же момент раздался несерьезный звук – «Пюк!» Головной конус выбило давлением газов, он отлетел метров на пять и благополучно приземлился.
– Что-то плохо тебе объяснили в лагере как ракеты делать, – сказала Лариска. – Надо было поточнее спросить в кружке, какой порох в патрон заправлять.
Решительное «Поехали!» в этот раз не получилось.
На следующий год был пионерлагерь «Имени Островского». Он находился с правой стороны от реки Чирчик в предгорьях. Точное место я сейчас уже не вспомню. Это был лагерь-сад! Корпуса, которые там для нас понастроили, были сделаны светлыми, на высоком фундаменте. Просторные террасы были увиты виноградом столовых сортов. И на территории, и в ближайшем окружении за забором росло множество плодовых деревьев, урожай которых употреблялся по принципу: «Ешь-не-хочу».
В Островского я научился играть в шахматы, прочитал несколько неплохих книжек из лагерной библиотеки. Чтение и шахматы лучше всего удавались во время нахождения на отрядной террасе. Сидишь и нехотя так отрываешь ягодку от свесившейся виноградной кисти. Причем, было доподлинно известно, что виноград никто ядохимикатами не поливал, мыть его не обязательно. Да и чистый он был изначально. В предгорьях пыли не было. Ешь ягодку и перелистываешь страничку. Прелесть!
Очень нравилось заниматься чем-нибудь во время дежурства отряда по лагерю. Если дежурство было по кухне, то было увлекательно, получив в распоряжение огромные алюминиевые баки, идти с ними по яблоки, по абрикосы. То есть, просто залезать на деревья и нещадно трясти ветки, чтобы набрать килограмм по двадцать яблок и урюка на компот. Как ухитрялись два мальчишки тащить бак на кухню – это отдельная песня.
Здорово было дежурить посыльным у начальника лагеря. Например, все спят после обеда, а ты, важный такой, идешь в какой-нибудь отряд позвать к начальнику какого-нибудь пионервожатого.
Но лучше всего было дежурить на воротах. Сидишь себе на терраске у входа в лагерь, читаешь или шахматы переставляешь, а тут приезжают родители к какому-нибудь воспитаннику. Идешь, зовешь. Прибегает радостное чадо, обнимается, целуется и начинает поглощать домашние деликатесы. Много ли поглотит? Родители всегда переоценивали размер желудка своего ребенка и перли персики килограммами, пирожки десятками, виноград кистями.
