– Ты в расчете с человеком, который вышвырнул собственную жену и дочь из своей жизни? И бросил подачку в сто тысяч долларов?
– Тридцать лет назад сто штук были большими деньгами, не то что теперь. – Науку быть матерью и секреты бизнеса Луэлла начала изучать с нуля. Сейчас она гордилась своими познаниями в обеих областях. – Мне кажется, я неплохо обтяпала мое дельце с Джеком.
– Ранчо «Мэрси» оценивается в двадцать миллионов. Ты по-прежнему считаешь, что неплохо обтяпала свое дельце?
Луэлла поджала губы.
– Это же его ранчо, золотко. Я просто погостила там недолго.
– Достаточно, чтобы завести ребенка и получить пинок под зад.
– Я хотела ребенка.
– Мам… – Эти слова растопили ярость Тэсс, но жгучее чувство несправедливости осталось. – Ты имела право на большее. Я имела право на большее.
– Может, да, а может, нет, но мы тогда так условились. – Луэлла закурила другую сигарету и подумала, что заскочить в салон красоты она уже точно не успевает. Разговор, судя по всему, только начинается. – Сколько воды утекло. У Джека целых три дочери, а сам он в могиле. Ты не хочешь мне рассказать, что он оставил тебе в наследство?
– Проблему. – Тэсс взяла у матери сигарету и сделала быструю короткую затяжку. Как любой здравомыслящий человек, Тэсс не одобряла курение, но что такое одна затяжка по сравнению с миллионом калорий на ее тарелке? – Я получила треть ранчо.
– Треть… о господи Иисусе… елки-палки, Тэсс, милочка, вот это удача! – Луэлла подпрыгнула. Она была довольно полной, но тренированные мышцы танцовщицы все еще ее не подводили. Она подскочила к дочери и заключила ту в неистовые объятия. – А что же это мы тут сидим, кофе попиваем? Надо открыть шампанское, французское шампанское! Кажется, у Кармине где-то запрятана бутылочка.
– Подожди, мама. Послушай. – Тэсс ухватила бросившуюся к холодильнику мать за край халата. – Все не так просто.
– Моя дочь – миллионерша. Коровья королева! – Луэлла хлопнула пробкой, открывая шампанское. – Подумать только!
– Я должна прожить там год. – Тэсс вздохнула, глядя, как мать прижалась ртом к горлышку бутылки и высосала пузырьки. – Мы трое должны прожить там целый год, вместе. Иначе не получим ни шиша.
Луэлла облизала губы.
– Ты должна прожить год в Монтане? На ранчо? – Голос ее задрожал. – С коровами? Ты – с коровами?
– Таково условие. Я и две других сестры. Вместе.
Продолжая держать в одной руке бутылку, а другой опершись на стол, Луэлла начала хохотать. Она хохотала так долго, что по толстому слою пудры потекли слезы, смешанные с черной тушью.
– Господи Иисусе, этот сукин сын всегда умел меня рассмешить.
– Рада, что тебе это кажется таким забавным, – ледяным тоном произнесла Тэсс. – Можешь тут хихикать все ночи напролет, пока я буду в этой тмутаракани наблюдать за тем, как растет трава.
Луэлла щедро плеснула шампанского в кофейные чашечки.
– Дорогая, но ты ведь всегда можешь плюнуть на все это и продолжать жить своей жизнью.
– И отказаться от нескольких миллионов? Ну уж нет.
– Нет. – Луэлла уже успокоилась и разглядывала дочь, которая с самого рождения оставалась для нее полной загадкой. Такая хорошенькая, думала Луэлла, такая холодная, такая уверенная в себе. – Нет, ты не откажешься. Ты все-таки истинная дочь своего отца. Ничего, Тэсс, как-нибудь продержишься.
Интересно, думала Луэлла, что еще ждет ее дочь через год, кроме трети наследства? Сгладит ли время все углы или, наоборот, заострит их еще больше?
