Из гаража, что чуть поодаль от детской площадки, несмотря на такую невесеннюю погоду, с утра доносится бодрая весенняя ругань. Калитка в гараже открыта настежь, и хотя самих говорящих не видно, отчетливо слышно каждое слово. Судя по всему их двое, и я даже знаю – кто они.
– Заладили по ящику: «Афган, Афган…»
Вот тебя звал кто в тот Афган!?.
– Меня не звали, и не спрашивал никто.
Родина приказала…
– Родина… твою мать!..
– А что ты-то лично имеешь против Родины!?. Обидели его…
– Потоптал бы зону с моё, понял бы…
– Тебя звал кто на ту зону… Причём здесь Родина, если сам накосячил…
Это мои соседи с утра воюют – летчик Нестеров и Коля Цыган.
Оба они по жизни мужики нормальные, в одном доме живём как-никак, но вот мирно у Нестерова с Колей никак не получается, сколько знаю все время они, не то чтобы собачатся, так переругиваются, но бесконечно и постоянно. Впрочем, друг без друга они тоже не могут, каждый день у Коли в гараже-голубятне сидят, особенно после того, как Нестеров на пенсию окончательно оформился. До пенсии-то он, как Цыган говорит, «деловой был», всё у него какие-то встречи, собрания, заседания— то в школе с ребятишками, то в библиотеке по поводу какого-нибудь очередного праздника – везде Нестерова приглашают. Впрочем, на пенсии он давно, им – военным летчикам пенсия раньше положена, но Нестеров до недавнего времени работал в комитете ветеранов.
Однако нынче отошёл он от дел ветеранских, махнул рукой, хватит, мол, пора и честь знать. Да и «мотор» сбоить стал, всё чаще напоминает о себе «налётанный» стаж. Так и говорит, – Налетал я своё уже. Теперь самое место с вами, с пенсионерами штаны просиживать…
Впрочем, зря Нестеров это, мне до пенсии ещё работать и работать, да и Цыган не на пенсии, какая пенсия ему, сроду нормально нигде трудоустроен не был, лет пять по зонам, десять – по шабашкам да северам, а сейчас он во вневедомственной охране служит, охраняет магазин – сутки через трое.
Он, Цыган хоть и дураковатый порой, но больше прикидывается, а иногда так выдать может, как с неба «привет» от голубки: прилетит – не отскребёшь.
Допустим, недавно про весну нынешнюю так высказался, – Весна нынче, что баба дурная – ни себе, ни мужику не даёт… Сеять пора, а погоды нету.
– Се-еять… Ты-то почём знаешь, кре-естьянин строгого режима!..
– Знаю значит. Не всё вам – полковникам!..
О количестве Колиных ходок можно судить по колотым перстням на пальцах, здесь-то вся «трудовая» его биография запечатлена.
Вообще-то в первый раз сел Цыган как все – по дурости, с друзьями, такими же сопляками, как он сам был, киоск продуктовый подломили, и взять толком ничего не взяли, а шуму понаделали. Другие пацаны пошустрее оказались, убежали, а Колю повязали с поличным. В ментуре молчал он геройски, никого не сдал. Вот и перстень на пальце у него с солнцем, которое из-за черного треугольника наполовину выглянуло – память о малолетке.
А вот другой, два квадрата чёрный с белым – «не подам руки менту», стало быть. У него тоже своя история. Этот перстенёк ему на взрослой зоне земляк Васька-тубик наколол. Васька потом по УДО откинулся, да недолго воздухом свободы дышал, так всё и кхыках, пока в туберкулёзке месяца через два не загнулся.
Есть у Цыгана и полный чёрный квадрат, это когда «от звонка до звонка».
Тут вообще грустно, рассказывать не хочется… Впрочем, Коля и не рассказывает про зону, ничего и никому. Это уж я так по секрету знаю, почитай с самого детства вместе растем, только он старше чуть, потому и может себе позволить со мной этак «на правах старшего» разговаривать, допустим, скажет, – Чего расселся, сгоняй-ка за пивом!
