– Я должна попасть на похороны! – девушка с отчаянием глянула на директрису, но поймав её сочувствующий взгляд, умоляюще добавила: – Или хотя бы глянуть на могилы.
– Мисс Приатт, там не осталось ничего и никого. Некого хоронить после нападения дикого.
– Драконы, как же я, оказывается, ненавижу драконов, – изо всех сил сдерживая подступающие слёзы, пожаловалась Сатура неизвестно кому.
***
В столицу господин Рюи и Сатура смогли отправиться только следующим утром – девушка твердила, что непременно должна надеть чёрные траурные одежды. Выяснилось, что во всём пансионе чёрное платье было только у сторожихи госпожи Риды, что много лет жила в привратницкой заведения. Но, в отличие от высокой и тоненькой Сатуры, сторожиха была женщиной очень плотной и низенькой, чем весьма напоминала пыхтящий шарик. Леди Роэна глянула на воспитанницу, безучастно стоящую в чёрном балахоне с плеч госпожи Риды, покачала головой, и сообщила, что она не может отпустить одну из лучших своих воспитанниц в таком виде. Что бы ни случилось, но выпускницы её пансиона должны выглядеть безупречно. К большому неудовольствию господина Рюи, пришлось спешно перекрашивать одно из дорожных платьев самой Сатуры, что и задержало их отъезд.
Саму поездку девушка почти не запомнила. Она садилась в экипаж, выходила из него, когда господин Рюи звал пообедать, или же они останавливались на ночлег в придорожных гостиницах. Не осталась в памяти ни сама дорога, ни комнаты, в которых она ночевала. Порой сложно было вспомнить, ела ли она что-нибудь. Даже великолепные цветущие сады, что пышным облаком раскинулись вокруг столицы, про которые так много рассказывала мама, и которые Сатура так мечтала увидеть, остались незамеченными. Господин Рюи не пытался скрыть облегчённого вздоха, когда к концу третьего дня поездки путешественники достигли загородного поместья баронессы Санаи, и он смог передать подопечную в руки заботливой родственницы.
– Моя девочка, – баронесса Санаи – красивая моложавая женщина лет тридцати пяти – промокнула жёстким кружевным платочком сухие глаза, приложилась аристократически бледной щекой к щеке Сатуры, изображая родственный поцелуй и повела её в дом, – какое же это горе для нас, – голос тётушки дышал трагизмом. – Бедный Ригор, бедная Леона! А малыш Даллен? В чём они провинились перед богами? Как же мы теперь будем без них? Такое горе, такое горе!
Сатура могла бы возразить, что тётушка долгое время обходилась без присутствия брата и его семьи, но зачем? Ни родителей, ни Даля уже никогда не вернуть, всё остальное не важно. Она покорно шла за не умолкающей ни на секунду баронессой и мечтала только об одном – лечь где-нибудь в тёмном уголке, свернуться клубочком и никого не видеть. Совсем никого.
– …сезон только начинается, – словно сквозь вату, прорывался голос тётушки. – Ты как раз вовремя. Какое счастье, что портниха мадам Жози – моя хорошая подруга! Да, дорогая, не удивляйся, мы не снобы, и позволяем себе дружить с простыми людьми! Так вот, о чём это я? Ах, да, платья. Мы завтра же пригласим мадам Жози, и она пошьёт тебе что-нибудь на первое время. Когда, говоришь, прибудет твой гардероб? Впрочем, не важно, столичная мода так быстро меняется, вряд ли твои платья подойдут для тех приёмов, что мы с тобой будем посещать. КарИ будет твоей горничной, – баронесса обратилась к служанке, терпеливо поджидающей их в гостиной, куда они вошли. – Кари, проводи мою дорогую племянницу в комнаты, что для неё подготовили. Иди, дорогая, отдохни с дороги, завтра у нас будет насыщенный день, – покровительственным взмахом руки девушки были отпущены.
