Все присутствующие женщины, не проронившие ни единого слова с того момента, как Сатура покинула свою комнату, переглянулись между собой. В их глазах отчётливо читалось недоумение и понимание того, что с разумом племянницы баронессы Санаи творится что-то странное.
– Ах, милая, нам понятно твое горе, но я не могу позволить, чтобы моя родная кровиночка одевалась в лавках готового платья, – тётушка была само сочувствие, – я думаю, мадам Жози не откажется сшить тебе несколько тёмных платьев.
– Благодарю, Раина. Леди, – Сатура обратилась к мадам Жози и её помощницам, – благодарю вас! Извините за доставленное беспокойство!
Сказав так, она взяла платье, в котором приехала сюда и скрылась в комнате за ширмой, надеясь, что всё шумное сборище догадается покинуть комнату. К большому облегчению девушки, к тому моменту, как она появилась из своего убежища, комната оказалась пуста. Исчезли не только посетительницы, но и вороха тканей, что они привезли с собой.
До самого обеда Сатура была предоставлена сама себе. По заведённой в пансионе привычке она сама прибрала в комнате, так как после прихода портнихи с помощницами остался беспорядок – на ковре валялись клочки тканей и ниток, под столом оказались несколько фантиков от конфет, на самом столе сгрудились недопитые чашки. И когда только всё успели? Ведь казалось, что они напали на бедную девушку все разом. Вскоре всё, что можно было сделать, было сделано, и всё явственней давал о себе знать голод – прошедшее светопреставление вымотало не меньше, чем прогулка по дремучему лесу. Но никто не спешил пригласить её на обед или же принести обед в комнату. Девушка огляделась в поисках колокольчика или шнурка, которым можно было бы вызвать горничную, но ничего похожего не нашла, пришлось выходить из комнаты. Коридор, украшенный обильной лепниной и позолотой, был пуст. Могло так получиться, что про неё забыли? Или баронесса намеренно решила оставить непокорную племянницу без обеда?
Пройдя немного дальше, в одном из залов Сатура услыхала разговор нескольких девушек, они очень живо обсуждали какого-то Гвидо. Вернее, спорили две из них, одна говорила, что третьей их подруге стоит сначала убедиться, а так ли уж он хорош в постели, и только потом намекать, что необходимо жениться, а вторая не менее ревностно доказывала, что он, получив желаемое, ни за что не сделает предложение. Подслушивать столь приватный разговор было неловко, и Сатура, отойдя немного назад, нарочито громко кашлянула, отчего болтушки разом смолкли, и только потом зашла в гостиную, где застала трёх горничных, активно наводящих порядок.
– Добрый день, – поздоровалась она, – я – Сатура Приатт, племянница баронессы Санаи, я приехала только вчера, и не знаю распорядка в этом доме. Не подскажете, когда будет обед, и как пройти в столовую?
Всё время, пока она говорила, служанки взирали с молчаливым любопытством. Первая откликнулась та из них, чей голос советовал подруге «убедиться, так ли уж хорош Гвидо».
– Д-да, леди, мы знаем, что к госпоже приехала родственница из провинции. Но… видите ли, леди баронесса редко обедает дома, и мы не знаем, давала ли она распоряжения насчёт обеда.
– Но отвести меня к тому, кто знает, вы можете?
– Да, конечно, – все трое согласно закивали головами, и одна из них, голоса которой Сатура ещё не слышала, выбежала из гостиной.
Вскоре служанка вернулась с важным мужчиной, который встречал вчера гостью вместе с хозяйкой. Судя по количеству позумента на бархатном камзоле и замшевых бриджах, это был дворецкий.
