— Герберт?
Под пристальным взглядом старухи кузен все-таки поднялся и растянул губы в карамельно-сладкой улыбке.
— Теодора, сестра! Я счастлив, что ты настолько поправилась. Выглядишь неотразимо.
— О, благодарю, — польщенно потупилась Тео, пряча за смущением растерянность. Она понятия не имела, что делать дальше. Но старуха тыкнула узловатым пальцем на стул рядом с собой. Там уже стояла архитектурно выверенная стопка разновеликих тарелок, со всех сторон обложенная ножами, вилками и ложками. Тео покорно опустилась на свое место.
Кажется, некоторые вопросы получали некоторые ответы. Натужная любезность Герберта наверняка была связана с тем, что Тео сидела одесную старухи, а он — ближе к середине стола. Если бы он сам выбирал место — наверняка занял бы симметричный стул слева. Значит, это какие-то старые семейные иерархические игрища, и счет в этих игрищах явно не в пользу Герберта.
— Как ты себя чувствуешь? — рокочущим басом осведомилась Альбертина, пока служанка наполняла тарелку Тео тягучим сливочным супом.
— Спасибо, бабушка, намного лучше, — вежливо поблагодарила Тео, а ее рука между тем уверенно выбрала самую большую ложку справа. Все так же самостоятельно, без сознательного участия Теодоры, рука поднялась, зачерпнула суп и отправила его в рот, не пролив ни капли. Тео даже губы не испачкала.
И поза. Тео сидела прямо, едва прикасаясь предплечьями к краю стола... На мгновение она представила, как выглядит со стороны — и подумала, что похожа на графиню Грэнтэм из «Аббатства Даунтон».
Интересно, можно нагаллюцинировать целый сериал?
Ошеломленная этой мыслью, Тео поперхнулась и закашлялась, чем заработала сочувствующий взгляд Мэри и раздраженный — Герберта. Старуха даже головы не повернула, полностью сосредоточившись на содержимом собственной тарелки. Она методично вычерпывала ложкой суп, заливая его в рот с механическим равнодушием автомата.
Трапеза продолжалась в тишине, тяжелой и душной, как пыльные бархатные шторы. Все ели молча, неотрывно уставившись в тарелки. Через пять минут Тео почувствовала неловкость, через десять начала нервничать, а через пятнадцать приглушенно звяканье железа о фарфор превратилось в тревожный набат.
Наконец Альбертина Дюваль отложила вилку и нож. В то же мгновение прекратил есть и Герберт, чуть отодвинув от себя тарелку с остатками ростбифа. Поколебавшись, Тео последовала его примеру.
— Теодора, милая… — старуха потянулась к ней через стол, положила на руку искореженные артритом пальцы, жесткие и холодные, как корни дерева. — Возможно, мои слова прозвучат эгоистично, но я должна это сказать. Ты единственная нить, которая соединяет меня с Роджером. И я счастлива, что эта нить не оборвалась. Когда ты очнулась… это было… словно мой Роджер вернулся. Будь здорова, девочка моя. Живи — и за себя, и за него.
Еще раз стиснув Тео ладонь, Альбертина поднялась и, медленно шаркая, вышла из комнаты. Герберт проводил ее нечитаемым стеклянным взглядом.
5. Глава 5
Тео надеялась, что воспоминания постепенно проснутся. Или не постепенно. Она увидит фотографию, услышит знакомую песню — и ах, что со мной? Где я? О боже, я… я… я снова помню!
Именно так всегда и происходило в бесконечных сериалах, перед которыми мать застывала вечерами, словно кролик перед удавом.
Перед бесконечным удавом.
Но в реальной жизни память не торопилась возвращаться. Тео бродила по дому, как привидение, всматривалась в потемневшие от времени портреты, трогала статуэтки и высушенные цветы, покрывающиеся пылью в высоких вазах… Ничего. Совершенно никакого результата. Ноль.
