Ахмета поминали три дня и три дня Айна приносила еду. Он снова попытался с ней заговорить, но она не реагировала, словно ничего не слышала. Вовка решил, что она, во—первых ничего не понимает по—русски, а во—вторых, его статус не предполагает общение с хозяйской дочкой. О тамошних нравах он был наслышан. Спасибо и за то, что приносит еду.
После смерти Ахмета чувствовалось, что присутствие «пленника» как—то тяготит Исмаила. Не было такой работы, которую было бы невозможно выполнить без него. Но и отпускать, вроде как, было нельзя. Вовка чувствовал это, но сам инициативы не проявлял. Не потому что привык, а держало что—то, надежда какая—то, призрачная и глупая, что возможно подружится с Айной. Красивая она была. Вовка таких в Липовцах и не видел никогда. Да и страшновато было самому. Не хотелось попасть ни к своим, ни тем более к друзьям Ахмета. Тут хоть какая защита.
Однажды к Исмаилу пришёл Иса, притащил что—то из провизии, в знак уважения и в память об Ахмете. Говорили о Вовке. Он понял, что о нём говорят. Иса всё в его сторону поглядывал. Разговор был, видно, для Исмаила неприятным. Говорил резко, нервно. А когда Иса уходил, провёл большим пальцем по горлу, мол, зарезал бы, если бы не Исмаил. Вот и иди куда после этого.
Через неделю после похорон, Вовка почувствовал некоторое облегчение. Тревога от висящей над ним неизвестности постепенно уступила место простым будням. Его не запирали, да и быт стал не таким скотским, каким был раньше. У него появился топчан с матрацем и одеялом. Работу искал сам, не отлёживался. А когда узнал, что в одном сарае стоит «Москвич», глаза загорелись. Исмаил не возражал.
Это стало новой страницей его пленной жизни. Хоть инструмента и не хватало, да и тот дышал на ладан, Вовка находился, словно в наркотическом угаре. Каждая сбитая ссадина придавала ещё большее вдохновение. Он перебрал до болтика двигатель, коробку, настроил карбюратор. А когда выкатил засиженный курами «Москвич» на улицу и помыл его, радости не было предела. Айна, следившая за всем превращением груды хлама в автомобиль, кода Вовка наводил последний марафет, подошла и протянула кружку с молоком.
– Спасибо, – улыбнулся Вовка. Айна кивнула и улыбнулась в ответ. Она слегка опустила голову, а глазами продолжала с любопытством смотреть на него. Впервые он видел её так близко, сред бела дня, лицом к лицу. Огромные карие глаза на белоснежном лице смотрели с какой—то лаской и нежностью. Грудь наполнилась тревогой и он почувствовал себя неловко. Что если он выглядит сейчас, как чучело? Он и раньше чувствовал, что волосы можно было заплетать в небольшие косички, а рыжая борода была уже такой, за которую можно было крепко и надёжно схватить. Но уже несколько месяцев толком не видел своего отражения. Да и рожа, скорее всего, вся перепачканная мазутом тоже, наверное, выглядела не ахти. Он смутился, – можно было бы попробовать завести, – произнёс он, – да бензина нет.
Айна внимательно проследила за его губами, а потом зашла в сарай и постучала по самодельному металлическому баку. Вовка наточил с полведра бензина, залил в бак и долго ходил вокруг «Москвича», раздумывая, что ещё проверить. Заводить не решался. Появилась нервная дрожь, что не заведётся, а ещё и от того, что закралась шальная мысль – взять вот так, сесть с Айной и рвануть в Россию. Девушка, наблюдая за Вовкиными раздумьями, неожиданно подошла и показала, покрутив в воздухе рукой, чтобы он заводил.
