• Так бывает это жизнь.
• Да. А знаешь, у меня всегда дома жили птицы. Канарейки, Попугаи. Даже Утка. Я ее подобрала зимой. У нее лапки примерзли ко льду. Я отогрела, выходила, а весной выпустила в парке.
• А сейчас?
• А сейчас у меня даже дома нет.
• А где ты живешь?
• Когда как. Сейчас у знакомого.
• Он тоже на дряне?
• Да. Он хороший. Он мне помогает.
• Достает дурь?
• Да.
• А сигареты для него?
• Да. Это малое что я могу сделать для него. Хочешь и тебе дам сигарету ты тоже хороший.
• А почему ты решила, что я хороший?
• У тебя глаза добрые.
• Нет, спасибо. Давай я лучше тебя мороженном угощу.
Я принес ей мороженное. Она обрадовалась как ребенок.
– Знаешь, я так давно не ела мороженное – Она ела его не спеша, стараясь не упустить ничего ни вкус мороженного, ни журчание воды в фонтане ни голубей, ни солнечных лучей падающих сквозь зеленую листву на ее старые джинсы.
– А ты не пробовала завязать с наркотой?
– А зачем? Нет, я могу бросить в любое время как захочу. Но зачем?
• Ну не знаю. Может быть, твоя жизнь стала бы другой. Ты бы снова держала бы птиц. Встретила бы близкого тебе человека.
• А ты – Она посмотрела на меня с лукавой улыбкой.– А ты мог бы стать мне близким человеком. – Я не ожидал такого поворота. – Кто знает – Сказал я – Все может быть.
• Ну, тогда я завяжу, обещаю.– Из подворотни вышли двое парней. – Это он я сейчас – И она исчезла вместе с ними под каменной аркой. Потом парни вышли. И скрылись в подъезде дома. Я долго ждал ее. Почувствовав не ладное, я пошел за ней. Она сидела, прислонившись к стене. С остановившимся взглядом. А рядом с исколотой рукой валялся шприц с чем то черным. Черная кровь вспомнил я, Черная кровь.
Всклоченные переплетенные между собой волосы торчали в разные стороны как кустарник, занесенный снегом. Сразу под ними на изрезанном морщинами лице блестели маленькие живые глаза. Пожалуй, это единственное, что было не тронуто временем. По всему же остальному время прокатилось тяжелой колесницей. Оставляя за собой глубокие следы. По которым читалась нелегкая история ее жизни.
Я тогда была совсем девчонка. Губы, которые было, нельзя отличить от морщин задвигались, открывая небольшой беззубый рот. Или как сейчас модно говорить пацанка. Я тогда работала на фабрике. А после работы мы пошли в клуб. Там должны были выступать поэты. Читать свои стихи. А клуб для нас тогда был как для вас сейчас эти компьютеры. Вот сидим мы с девчонками слушаем. И выходит он… И по залу шепот прошел Есенин. Он вышел молодой красивый стал шутить с девчонками. А потом голову вскинул и стал читать. И так это было пронзительно. Каждое слово вот так вот. … Все внутри переворачивало. Мы потом с девчонками все его стихи наизусть учили. «Покатились глаза собачьи золотыми звездами в снег»
А потом я Николая встретила. Мужа своего. На перво-май это было, он подошел ко мне. Мы тогда в колонны собирались от фабрики. Подошел ко мне и говорит:
– А чья это ты будешь такая?
– А я ему
– Я фабричная.
– А он мне.
– Ну, значит, моей будешь. – И обнял. Так мы с ним в обнимку и прошли. Потом расписались. Я ему мальчишку родила. А через год его забрали. Многих тогда забирали. Ночью. Приехали и увезли, больше я его не видела. Она остановилась. Глаза как два озера наполнились водой. Рот пропал среди морщин. Нос всхлипнул, и по щеке прокатилась маленькая чистая капля. Она смахнула ее ладонью. А потом война началась мы с Борей, сынок мой, На восток шли с беженцами. Немец нас нагнал и побил всех. А мы с Борей всю ночь в канаве пролежали под дождем. Боря там и простыл. Шли лесами голодные, холодные не выдержал, он заболел. Там я его и схоронила. Под сосенкой чистой такой светлой. Она замолчала, и долго смотрела куда-то вдаль. Губы ее поджались и от этого морщины превратились в тонкие штрихи, какие оставляет карандаш на белом листе бумаги.
