Так и не придя ни к какому решению, Лида вынула из саквояжа и открыла изрядно затрепанную, зачитанную до дыр и заботливо одетую в коленкоровую обложку любимую книжку – пушкинского «Евгения Онегина». Собственно говоря, Лида знала этот чудесный роман наизусть и сейчас почти не глядела на страницы, едва слышно бормоча:
Господский дом уединенный,
Горой от ветров огражденный,
Стоял над речкою. Вдали
Пред ним пестрели и цвели
Луга и нивы золотые,
Мелькали сёлы; здесь и там
Стада бродили по лугам,
И сени расширял густые
Огромный, запущенный сад,
Приют задумчивых дриад.
Почтенный замок был построен,
Как замки строиться должны:
Отменно прочен и спокоен
Во вкусе умной старины.
Везде высокие покои,
В гостиной штофные обои,
Царей портреты на стенах,
И печи в пестрых изразцах…
Окажется ли Березовка хоть отчасти похожей на картину, нарисованную Пушкиным и ставшую для Лиды чем-то вроде путеводителя в ее новой жизни?
– Приют задумчивый дриад… – рассеянно пробормотала она восхитительные строки, но мысли ее были далеки от этих существ, созданных воображением античных сказителей. Она едет в Березовку не как Евгений Онегин – она окажется там на положении Татьяны: девушки, мечтавшей о любви и наконец-то влюбившейся. Лида тоже мечтала о любви, а потому не могла не задумываться о том, что за соседи окажутся у дядюшки.
Воображению ее являлся некий красавец помещик, молодой и галантный, элегантный и добродушный, зажиточный и щедрый, хорошо воспитанный и простой в обращении, начитанный и веселый. Был он высок ростом, строен, это уж непременно, однако иные приметы оказались не столь точны, а скорее, расплывчаты: сероглаз… нет, черноок, брюнет, нет, все же блондин… он прискакал на прекрасном вороном коне и ловко осадил его перед Лидой, а затем спешился, чтобы поднять оброненный ею платочек…
Лида уснула и улыбалась во сне, настолько приятен был возникший в ее воображении образ.
Так, перемежая сон, чтение и прощание с филипповскими булочками, она провела дорогу до Владимира, и эти почти семь часов вовсе не показались ей слишком длинными. Правду говорят, что железные дороги сделали Россию меньше!
Отблагодарив кондуктора щедрыми чаевыми, Лида сошла на перрон перед красивым, хоть и небольшим зданием владимирского вокзала, огляделась – и увидела Феоктисту, которая спешила к ней в сопровождении носильщика, катившего тележку с багажом.
– Хорошо ли отдохнули, барышня? – спросила горничная так ласково и участливо, что Лиде почудилась издевка в этих словах. Но нет – улыбалась Феоктиста искренне, глаза ее смотрели приветливо, вообще облик и все манеры ее изменились разительно.
«Уж не подменили ли ее?» – скрывая смешок, подумала Лида, но в свою очередь улыбнулась Феоктисте, показывая, что не помнит зла. Ну что ж, если горничную и в самом деле подменили, Лида ничего против такой подмены не имела. Конечно, вернее всего, что Феоктиста сама о своем поведении призадумалась, поняла, что непомерно большую волю себе дала, и теперь опасалась, что гостья нажалуется на нее хозяйке. Однако Лида, которая была хоть и вспыльчива, но отходчива, мигом обиду забыла. Не в ее правилах было заставлять людей мучительно раскаиваться в ошибках; к тому же сохранять добрые отношения с горничной тетушки показалось ей разумным. Вряд ли в деревне скоро сыщется хорошо обученная и умелая горничная для самой Лиды, поэтому, пожалуй, придется какое-то время полагаться на Феоктисту.
