Ставлю бумажный пакет на пассажирское. В глаза бросается серебристый блик на коврике там же.
Тянусь вниз, через седушку и поддеваю на палец браслет в виде гвоздя.
А вот это уже интересно.
Ох, Оля…Оля…ещё вчера обратил внимание на эту штуку у неё на левом запястье.
Время у нас как раз обеденное. Можно и домой заехать. Живем мы теперь рядом…
Припарковываюсь прямо перед подъездом, что большая удача. Чаще всего тачку приходится бросать в любом свободном углу. Иногда этот угол даже на соседний двор распространяется.
Днем попроще.
Засовываю браслет в карман. Пару секунд смотрю на пакет с едой. Ладно, потом.
На лавке у Олькиного подъезда замечаю баб Зою. Местная старушка энкавэдэшница. Все и про всех знает.
— Здрасьте, — убираю руки в карманы. — Баб Зой, у вас тут девушка поселилась недавно…
— Олька, что ли? А тебе зачем?
— По работе.
— Опять путана, — бабка плюется и активно трясет головой. — А я ее сразу приметила.
— Че сразу путана-то?
— А кто? Заехали вдвоем. Ребенок каждую ночь орет. Совесть бы хоть поимели. А то шляются черт-те где, а этот там надрывается.
— Ребенок?
А вот это уже интересно.
— Так вон, идет с коляской.
Оборачиваюсь. Грицай и правда чешет в сторону соседнего дома с коляской. На ней футболка и шорты. Короткие шорты, что важно. Залипаю на загорелых ножках, забывая о существовании зудящей бабы Зои.
— Ты у них документы-то проверь, — не унимается бабка. — А то понаедут.
— Это к участковому, — сжимаю в кармане Олькин браслет.
К Грицай подхожу со спины.
— О-о-оль.
— Кирилл? Неожиданно… — притормаживает. — Ты что-то хотел?
— Да так, — все еще сжимаю побракушку в кармане. Желание вернуть пропадает. Точнее, внутренний голос твердит его отсрочить.
— Твой? — киваю на коляску.
— Мой.
— Серьезно? — дурацкая улыбка на лице вырисовывается сама. Не успеваю себя сконтролить.
— А ты думал, зачем я вернулась? Вот, — смотрит на коляску, — нагуляла, и под родительское крыло.
— Ты к себе слишком критична.
Оля пару секунд смотрит мне в глаза. Внимательно. Поправляет воротничок поло, нервно поджимая губы.
Наличие у нее ребенка для меня что-то меняет? Ответить сложно, честно говоря.
— Я пошутила, — отводит взгляд. — Это сестры. А вот и она, — взмахивает рукой приближающейся к нам девушке. Короткостриженая брюнетка.
— Оль, я все. Майю кормить нужно. Здравствуйте, — бегло смотрит в мою сторону.
— Хорошо. А, Есь, я ей молоко перед прогулкой давала, — спохватывается Грицай. — Она потом икала…
— Это бывает, не переживай. Ладно, мы пойдем, — надавливает на ручку коляски, — не будем вам мешать.
Пока они выясняют, кто, куда и с кем пойдет, успеваю достать телефон. Быстро глянуть фотку жены Панкратова. Один в один, только не рыжая. Конспирируется, видимо.
— Это не то, что ты… — Оля осекается. Снова смотрит на меня. — У тебя что-то срочное?
Чувство такое, что она вот-вот сквозь землю провалится.
— Да так, увидел, подошел поздороваться. Редкое имя.
— Что?
— У сестры редкое имя. Полностью как? Есения, да?
— Ага. Губу только закатай, она замужем.
— Я и не претендую. Не надо ревновать.
— Боже, Бушманов, что за дешевые подкаты? — Олька вспыхивает. Краснеет.
— Никаких подкатов. Сугубо деловые отношения.
— Я спешу. У меня еще собеседование сегодня.
— А поцелуй на прощание?
— Обойдешься, — снова тушуется и, круто развернувшись, убыстряется в сторону остановки. Оля, Оля…
Так, про Олю потом. Нужно с нашей «не рыжей» сестрой разобраться.
