Я открыла рот, собираясь ответить, но вместо этого закашлялась — повсюду был пепел.
— Ладно. Потом.
И не успела я кашлянуть ещё раз, как взлетела в воздух, оказавшись на плече у охранителя. Вцепилась в него двумя руками, потом обняла за шею, ощущая, как режет глаза и вновь больно становится в груди.
Он пах дымом, пеплом и огнём. Как и я. Но кроме этого был ещё какой‑то запах, который я помнила долгие годы. Теперь я знаю, что это был его собственный запах. Именно так пахло дома у архимагистра Арманиуса.
Через минуту он аккуратно посадил меня на поваленное дерево. Рядом теснились и другие дети — кто‑то плакал, кто‑то хныкал, но большей частью все молчали.
Сел передо мной на корточки, заглянул в глаза. У него самого они были тёмными, как очень крепкий чай.
Улыбнулся и мягко, ласково спросил:
— Как тебя зовут, зеленоглазка?
Я смутилась. Так меня называла мама. Говорила, что я единственная унаследовала бабушкины зелёные глаза.
— Эн Рин, господин охр… — Я хотела сказать «охранитель», но закашлялась.
Он нахмурился.
— Арвен, воды!
Женщина в плаще охранителя протянула ему небольшую фляжку, и через секунду я уже жадно приложилась к ней. Пила долго, жадно…
— Тихо, тихо, не переборщи. — Он отнял фляжку. — Сейчас мы составим списки, а потом отправим вас туда, где можно будет поесть и выспаться. Где были твои родители, когда это случилось?
— В поле… — прошептала я и заметила, что он отвёл глаза. — Они погибли, да?
— Мы пока не знаем. Может… — Он посмотрел на меня, вздохнул. — Скорее всего, да.
Я шмыгнула носом.
— Не плачь. Ради них ты должна быть сильной. Лучше выпей ещё воды.
Я послушно сделала глоток из фляжки.
— А вы… вы хотите воды?
Он улыбнулся, наблюдая за мной.
— Спасибо, зеленоглазка, но вся эта вода — твоя. У меня есть своя. Посиди пока тут. Как, ты говоришь, тебя зовут?
— Эн Рин, — повторила я и, поколебавшись, выпалила: — А вас?
— Берт. — Улыбка стала чуть шире.
— Не‑э‑э. — Я помотала головой. — Вы… у вас должно быть длинное имя!
— Есть и длинное. — Он кивнул. — А зачем тебе?
— Я запомню, — ответила я серьёзно.
— Хорошо. — Он легко погладил меня по голове, встал и наконец ответил: — Моё длинное имя — архимагистр Бертран Арманиус. Расти большой и счастливой, зеленоглазка.
— Постараюсь…
Он ушёл и больше не подходил ко мне — лишь кивнул и улыбнулся, когда меня забирали в приют для детей‑сирот, чьи родители были убиты Геенной. И я улыбнулась ему в ответ.
Архимагистр Бертран Арманиус, спасший за эти годы множество детей, конечно, забыл маленькую зеленоглазую Эн Рин. Зато она его — нет.
Мне часто снился тот день: я видела во сне и погибших родных, и чёрный пепел, оставшийся на месте нашего дома, чувствовала жар от огня и слышала жуткий рёв и слова Эв: «Энни, возвращаемся! Скорее!»
Каждый раз во сне я плакала, плакала и не могла проснуться — до тех пор, пока в мой сон не приходил человек в плаще охранителя, с тёмными волосами и уставшим лицом, покрытым колкой щетиной и следами от пепла, и не повторял спокойно и внушительно: «Расти большой и счастливой, зеленоглазка».
В приюте для детей‑сирот я провела восемь лет. Несколько раз меня хотели отдать приёмным родителям, но я противилась, не желая уезжать. Причина была проста. Я заболела магией. Директор приюта — магистр Элеонора Мардаар — была хорошим бытовым магом, отличным преподавателем и очень мудрой женщиной, которая всегда интересовалась мнением своих подопечных. И она, видя, что я не хочу покидать приют, не стала настаивать. Хотя дело было только в том, что я боялась уехать и потерять возможность изучать магию.
