– Никаких, но!
– Хорошо, как скажешь. Какой противный сон, – открыл высохший рот, будто рыба, засыпающая без воды, несчастный сын всех богов Египта.
– Бог указал мне путь, – снова припечатала мужа тяжёлой рукой Тэйе.
3
Слухи о том, что ярко жёлтое солнце, по диску которого ползали красные змеи, вдруг остановилось, стало белым и спасло сына фараона от неминуемой гибели дошли до Аанена быстро.
Но с утешениями и восхвалениями богов к сестре он не спешил. Надо было о многом подумать.
Никогда ещё небо не было таким разговорчивым. Сначала… красный крокодил, потом красные змеи и… парализованный белый диск.
Он не раз видел, как бледнеют и становятся деревянными, укушенные аспидами люди.
Но, чтобы солнце?!
Кто посмеет к нему приблизиться?
Или Ра ослабел?
Аанен поёжился: хорошо, прочитать мысли главного жреца главных богов: Амона и Ра, никто не сможет.
И ещё хорошо, что он предусмотрел отступление.
История о том, что бог солнца родил бога луны Тота, призвал его к себе и сказал: будь на небе, пока я шагаю под землёй, ты – мой заместитель, с детства запала в душу. Тогда и решил он стать тайным жрецом бога луны, мудрости и счёта. Ведь именно Тот ведёт счёт жизням людей, взвешивает на весах их сердца после смерти.
А смерть интересовала Аанена больше жизни. Вот почему в каждое полнолуние он приносит богу с человеческим телом и головой ибиса жертвы – мумии двадцати восьми голенастых птиц.
Никто об этом не знает, и никогда не узнает.
У мальчика-раба, который ловит для него ибисов, отнялся язык: хватило сотой доли яда его любимой исполинской кобры по имени Ма. Бывшей… любимой.
Сейчас его сердце принадлежит песчаной Эфе.
Небольшая, упругая, с пятнами лунного цвета поперёк плотной спины. Она сворачивается двойным полумесяцем, припадает на бок и скользит по песку, выписывая острыми чешуями послания Тота.
Прибыла случайно… с возом дани. Дани, которую теперь многие забывают платить, от чего скудеет казна, а фараон – воин только в… постели.
Вот что значит, нарушить традицию: не дорога власть тому, кто назначен отцом, а не выбран, по обычаю, сестрой.
И ждать хорошего от Аменхотепа Третьего не приходится. А уж, тем более, от его сына, по вине которого поблекло солнце, отравленное клубком красных змей…
Не могло же это привидеться всем, хоть все и были пьяны?
Не приснилось же!
Неважно!
Видение змей – к приближению зла. И, скорее всего, это зло – племянник Аменхотеп, который вместо того, чтобы бегать со сверстниками, целыми днями строит города на песке.
Надо бы спросить Эфу, что она думает по этому поводу…
4
А Тутмос с утра, тут как тут! Примчался во дворец, узнав, что львы чуть не съели Аменхотепа, а Нефертити поцеловала его.
Тэйе прогуливалась по галерее, увидела юного каменотёса-оракула, приказала пропустить. Взяла за плечи, встряхнула, спросила строго: можешь построить маленький храм для маленького фараона?
– Могу, но сначала мне надо с ним поговорить, – смело посмотрел на царицу подмастерье.
– У тебя глаза, как финики, – ответила поощряющим взглядом Тэйе, и поинтересовалась, – а зачем тебе разговаривать с Аменхотепом?
– Я должен понять его «ба», узнать, чего он хочет…
– Но… это подарок. Пусть рядом с храмом, что построен в мою честь, вырастет детский дворец для сына, и пол в нём будет выложен плиткой с драгоценными бабочками.
– Хорошо. Тогда я просто поговорю о том, что он любит…
– Он любит сочинять сказки.
