– Это помещение неплохо сохранилось, нет лишних окон, можно худо-бедно затворить дверь, а здесь устроить постель, – я указала на возвышение, где раньше стояли сундуки и тумбы с утварью.
– Постель?.. Э… вы хотите сказать, что мы будем спать в одной постели?
– Что не так?
– Разве это не удар по вашей девичьей чести?
Конечно, следовало ожидать от него такой реакции.
– А вы что, собираетесь рассказывать кому-то об этом?
– Что вы! Что вы! – Клаудий покраснел, потом побледнел. – Разумеется, нет! Но разве это что-то меняет? Мы проведём ночь в одной постели!
– Вы придаёте этому слишком много значения.
– А разве можно иначе?
– Можно.
– Но… моё воспитание не позволяет вот так просто…
– Сочувствую, – я присмотрела неплохую ямку в полу для дежурного костерка. – Если для вас это так важно – можете спать сидя где-нибудь в уголке.
Клаудий засопел. Меня это начало понемногу раздражать:
– Что бы вы ни решили – помогите мне собрать ветки для постели.
Он, всё ещё нерешительно топчась на месте, энергично закивал.
Приготовление старой сакристии к нашему ночлегу заняло у нас всё оставшееся до темноты время. Мы натаскали старых досок, веток с листвой помягче, сена, соорудив из этой охапки подобие постели. Развели огонь в ямке для костерка. Я достала из сумки что-то из съестных припасов.
Конь Клаудия, надо сказать, действительно чувствовал себя в этом месте даже более неуютно, чем его хозяин. А если говорить откровенно, то просто боялся. Не желал оставаться ни снаружи – в этом я могла понять животное – ни внутри храма. Кое-как, сухарём и куском яблока нам удалось заманить Роско в ризницу, и закрыть остаток подгнившей двери.
Конь в ужасе таращился на нас из угла под окошком-бойницей. Арчи его тоже пугал невероятно – это я поняла ещё по дороге сюда. Ну, это и не мудрено – животное чувствовало нечистую мёртвую сущность моего фамильяра. В отличие от своего хозяина. Клаудий, глядя на Арчи, только умилялся, чем, конечно удивлял и немного даже забавлял меня. И, насколько я видела, самого Арчи тоже. Тот уже явно предвкушал фееричную развязку, когда наступит время и раскроется его истинная сущность. Лишь бы Клаудий пережил этот «момент истины», и мне не пришлось как-нибудь воскрешать и его. Такого вечного спутника, наверное, не вынесу уже я сама.
Пока я думала об этом, совсем стемнело, и настала пора ложиться спать. За старыми облупившимися стенами часовни раздавались какие-то шумы и тихий скрежет. Я думала о том, что стоило бы на всякий случай сотворить защитный круг. То, что обычно селится у оставленных святилищ, не сулит живым ничего хорошего. Сейчас, когда сгущалась ночь, тихие при дневном свету создания дождались своего часа. Слишком досаждать пока не решались: может быть, боялись огня, может – моей ауры. Но не хотелось бы испытывать с ними судьбу и силу. Да и люди – если они решат нагрянуть сюда хотя бы на рассвете – вряд ли будут желать нам доброго.
Клаудий, по-видимому думавший о чём-то схожем, спать не торопился, чем путал мне все планы безопасности, и несказанно раздражал.
– Почему вы не идёте отдыхать? – спросила я.
– О, я намерен сидеть здесь, у костра, всю ночь на дежурстве, – заявил он решительно. – Буду охранять ваш сон, следить, чтобы огонь не погас, и никто не потревожил наш маленький лагерь. А тем самым я избавлю вас от необходимости делить со мной ложе, и подвергать каким бы то ни было смущениям вашу девичью честь!
