Неформал - страница 13

Ну дошел я пешком до Кутузова, набрал его в домофоне. А он пьяный. Мне это даже на руку. Непонятно только, чего это он с самого утра начал?

Хотя кто его знает, может, он и не заканчивал еще со вчерашнего. Открыл он мне сразу, даже спрашивать не стал, зачем я пришел. Глаза красные, волосы дыбом. Зато веселый. Оказывается, друг его какой-то с фронта вчера вернулся. Живой и с деньгами. Подкинул Кутузову деньжат и обещал помочь с биопротезами. А то ведь как получается? Это по лаймеру завирают, что всем инвалидам войны ставят биопротезы, и бегают они на этих биопротезах, как будто и не воевали никогда.

Ерунда! От государства инвалидам ставят такие култышки пластиковые, на которых не то что бегать, спуститься с пятого этажа сложно. А чтобы биопротезы поставить, доплатить надо. Много надо доплатить. А откуда у инвалида деньги? Были бы деньги, разве пошел бы он в армию служить? Но потом Кутузов все-таки спрашивает:

– Че приперся-то? Че надо?

– Да ниче, – говорю, – хотел насчет последнего лаймера узнать, когда готов будет?

Неделю назад я притащил Кутузову лаймер Васьки-лысого. Я сначала его Джокеру отнес, но что-то у них там с Васькой не заладилось, и Джокер отказался его ремонтировать.

– Готов, – говорит Кутузов, – твой лаймер, пусть друган твой гонит пятьдесят еврашек.

Еврашками у нас евразийские доллары называют. У меня денег с собой, конечно, не было, последние деньги я на чай истратил, зашел в магазин и чаю купил ему же, Кутузову, в подарок, и я осторожно так спрашиваю Кутузова:

– Можно, я лаймер сейчас заберу, деньги у Васьки возьму и принесу завтра?

Думал, он сейчас, как обычно, ругаться начнет, но у Кутузова настроение было благодушное. Махнул рукой.

– Бери, – говорит. – А принесешь ну завтра, ну послезавтра! Я подожду!

Никогда еще Кутузов таким добреньким не был. Ну, думаю я, хоть тут повезло. Выложил я ему на стол пачку с чаем и говорю:

– Может, тогда чайку попьем?

А он обрадовался.

− Конечно, − говорит, − попьем, у меня и печенье есть, – и покатил на кухню, чай ставить. Очень он чай хороший любит. А мне стыдно так стало, ну просто невмоготу. Я же не просто так пришел, я же его обокрасть пришел!

Он как на кухне скрылся, так я на цыпочках к столу метнулся, открыл дверцу и в нижнем ящике нашарил то, за чем пришел, вместе с кобурой, посмотрел, чтоб на предохранителе был, а потом сунул его в карман куртки. Карманы у меня здоровые, ничего не видно. Судя по весу, пистолет заряжен был. А потом я лаймер под мышку сунул и на пороге кухни нарисовался, как ни чем не бывало.

– Знаешь, – говорю, – Толик, мне, наверное, идти надо, дело есть.

А он вдруг так повернулся ко мне на своей коляске и в глаза смотрит. И я вижу, что он все-все про меня понял. Услышал, наверное. И боль у него такая в глазах мелькнула, мелькнула и потом словно шторка в них опустилась.

– Ладно, – говорит, – иди, – а сам вздохнул так.

Никогда он при мне не вздыхал, да мы и не разговаривали почти. А потом, когда я уже в дверях стоял, он добавил:

– Ты, если что, его скидывай. А я заявление об утере сегодня подам. Если остановят, скажешь, нашел. Все понял?

Мне кровь в лицо бросилась от его слов. Я и не думал, что он все поймет, а он… Мне захотелось к нему на кухню вернуться, все рассказать, но я сдержался. Вряд ли он был бы этому рад. Сейчас каждый – сам за себя. В общем, постоял я в дверях, постоял, а потом говорю: